Среди избранников Божьих есть некий муж. В ночные часы он удостоился созерцания, описанию которого посвящена последняя часть главы. Мужу явился некий овен, между рогами которого — корона из стали. За ним следует семьдесят лис в стальных же коронах и толпа нечестивцев. Они намереваются извести сынов Бога, слабейших и находящихся в меньшинстве. Тем не менее молитва предводителя Божьих сынов повергает овна на землю, так что он ломает свой рог. Его сила и власть день ото дня уменьшается, в то время как у Божьих сынов возрастает. Глава завершается рядом детальных советов о том, как следует выстраивать отношения в среде монашеской братии, между братией и прелатами.
Гл. 5 кн. I имеет соответствия в гл. VI «Книжицы Вечной Премудрости». Образ града в «Книжице» более развит, видение об овне отсутствует.
6. I. Какова божественная Невеста, Вечная Премудрость, и о свойствах Ее любви
В главе речь ведется о Премудрости самой по себе, хотя подчеркивается, что если ее и можно вкусить, то описать ее невозможно. Все слова о ней будут скорей бессвязными намеками, нежели полноценными высказываниями («ex abrupto projecta potius quam dicta»). Возникает вопрос: как в таком случае говорить о превосходящей всякое описание Премудрости? — Ответ: опираясь на зримые творения, в частности на людей, у которых ее совершенства заданы ослабленно и раздробленно, ведь нет таких жен (им Премудрость противопоставлена как подлинная Возлюбленная), которые были бы совершенны во всем: прекрасная телом, безобразна душой; богатая и красивая, низкого рода и т. д. В том, чем все они хороши, они хороши заимствованной красотой и добротностью, обретающейся в Премудрости сущностным образом и в предельной степени. Значит, речь о Премудрости должна содержать в себе как утверждения, так и отрицания: утверждения содержащихся в творении совершенств и отрицания ослабленного способа их проявления. (Такой способ говорения о Боге назывался в средневековой схоластике, в том числе у Фомы и Экхарта, «путем превосходства».) Только так ведя речь, можно говорить о Премудрости, бывшей до гор, рек и небес, установившей пределы для вод, измерившей основания суши.
Гл. 6 кн. I имеет своей основой гл. VII «Книжицы Вечной Премудрости», но во многом ее перерабатывает.
7.1. Отчего божественная Премудрость одновременно внушает любовь и ужас
Выяснив, что Премудрость непостижима (почему о ней и возможно говорить только намеками), автор «Часослова» задается вопросом: как она может быть страшной и в то же время милостивой? Описывая сцены Страшного суда и взор Премудрости, заставляющий трепетать сердца людей, он приходит к выводу, что Премудрость сама по себе неизменна, ужасна же и милостива в зависимости от того, кто на нее взирает — грешники либо избранники Божьи. Поэтому присущие Премудрости неизменность и непостижимость вовсе не препятствуют тому, чтобы выглядеть разнообразной и всякий раз так или иначе определенной.
Гл. 7—9 кн. I соответствуют гл. VIII—X «Книжицы Вечной Премудрости».
8. I. О непостоянстве посещения Божия, и как душе в этом случае пристало держать себя
В главе разъясняется вопрос, отчего Премудрость удаляется от возлюбившей ее души, ведь, казалось бы, скрываться любимому от возлюбившей его свойственно лишь мирской любви. Но это-то и есть «любовная игра» (ludus amoris), состоящая в смене отсутствия и присутствия того, кто любим. На сетования Ученика Премудрость отвечает, что она пребывает во всяком творении, где ощущается ее величие и красота, наподобие неявного следа, а также в книгах Священного Писания. Но этого душе недостаточно. Вот почему только душе, в отличие от всего остального, Премудрость сообщает себя в «свободном и добровольном даянии» (voluntaria ас libera donatione), так что неизвестно, кому, в нечленимом единстве, принадлежит возлюбившее сердце — любящему ли, субъекту («utrum subiecti»), или Любимой, объекту («vel obiecti»).