Он возложил на себя новый пояс — сие случилось в канун праздника ангелов[35], — и вот, в неком видении как бы услышал ангельское песнопение и сладостные небесные звуки. От этого ему стало так хорошо, что он позабыл обо всем горе. Один из ангелов сказал ему: «Погляди, сколь охотно ты слышишь от нас песнопение вечности, столь охотно мы от тебя слышим песнопение Вечной Премудрости». Затем ангел сказал ему так: «Сию песнь радостно воспоют в Судный день избранные праведники, когда узрят, что утверждены в бесконечно длящейся радости вечности».
А после того, в их праздник, он провел многие часы в подобном же созерцании их радости. Когда приблизился день, пришел некий юноша. Он вел себя так, словно был небесным шпильманом[36], посланным ему от Бога. С ним явились еще несколько юношей — гордых, с тем же видом и с той же осанкой, как первый. Только тот превосходил их немного в достоинстве, как будто был князем у ангелов. Сей ангел приблизился к нему с приветливым видом и, поведав, что они ему ниспосланы Богом, дабы в страдании доставить небесную радость, сказал: пусть он-де свое страдание выкинет из головы, им составит компанию и потанцует с ними, как водится на небе. Они потащили Служителя за руку в круг, а юноша затянул веселую песенку про младенца Иисуса, и она звучала так: «In dulci jubilo, etc.»[37][38]. Когда же Служитель услышал, как сладостно зазвучало возлюбленное имя Иисусово, его сердце и разум так взыграли, что он вовсе забыл, что у него вообще было когда-то страдание. Тут увидел он с радостью, как они совершают прыжки: превысокие, очень и очень свободные. Запевала умел отлично управлять хороводом, сперва запевал он, а потом подпевали они. И они пели и танцевали в ликовании сердца. Запевала сделал трехкратное повторение: «Ergo merito, etc.»[39][40]. Этот танец был совсем не таков, как танцуют в сем мире! То было небесное истечение и течение вспять в неведомую бездну божественной сокровенности. Такое и ему подобные утешения выпадали на его долю в те годы множество раз, а чаще всего, когда он был обременен великим страданием, и ему тем легче было его переносить.
Когда Служитель [однажды] вошел в алтарь служить мессу, некоему святому человеку явилось в видении, что он просветлен великолепием пронизывающей любви. И человек сей узрел, что божественная благодать стекает в его душу и что он объединяется с Богом. Следуя за ним, к алтарю шествовало очень много миловидных детей с горящими свечами, один за другим. Они распростерли руки и обняли его, каждый отдельно, с такой любовью, с какой только могли, и прижали его к своему сердцу. Тот человек спросил удивленно: кто же они и что имеют в виду? А те отвечали: «Мы — ваши братишки и сестренки, с хвалою и радостью в вечном блаженстве. Мы подле вас и храним вас во всякое время». Человек тот сказал: «Ах, милые ангелы, что означает, что вы с такою любовью обняли этого мужа?» Те же в ответ: «Он так дорог нашему сердцу, что многие наши деяния мы творим вместе с ним. И знай: в его душе Бог совершает неизреченные чудеса, и о чем бы он Его в усердии ни просил, в том Бог ему никогда не откажет».
Глава VI
О некоторых видениях
В те же самые времена у него было много видений о будущих и потаенных предметах. И Бог дал ему узреть явственным образом, насколько это возможно, то, как обстоят дела в Царстве Небесном, в аду и чистилище. Для него стало привычным, что ему являлись многие души, когда они покидали сей мир. Они ему сообщали, что с ними было, чем они заслужили свое наказание и чем им можно было помочь или какую награду они получили от Бога. Среди прочих ему явились блаженный мастер Экхарт[41] и святой брат Иоанн Футерер из Страсбурга[42]. Мастером ему было указано, что он находится в изобилующей ясности, в каковой его душа совершенно обожествилась в Боге. Служитель захотел узнать у него две вещи. Первая была такова: как обретаются в Боге те люди, которые подлинным бесстрастием[43] безо всякой лжи сподобились последней истины? Ему было показано, что погруженность людей в без-образную бездонность никто не способен выразить словом. Он расспрашивал дальше: «Человек, который оного хотел бы достичь, — в чем бы могло состоять его особое делание?» Тот ему отвечал: «Ему надобно, в глубоком бесстрастии, уклоняться от себя самого, от своей самости, и все вещи принимать от Бога, но не от твари, поместив себя в тихую терпеливость по отношению ко всем человекам, подобным волкам».
35
36
38
40
41
42
43