Кажется, что земля под моими ногами двигается, — наверное, из-за того, что ступаю по гниющим листьям. Они не могут тут высохнуть, тут слишком мало солнца, потому им только и остается, что стареть в сумерках, дряхлеть в сумерках, — и это немножко похоже на нас самих: они теряют соки, теряют жизненную силу, чтобы наконец, выдыхая сладковатый аромат, превратиться в бесформенную массу. Здесь, в этой сырости, в этом мире, где мертвые питают живых, я жалею, что больше не захотела рисковать. Не захотела остаться с мужчиной навсегда. Почему я думаю об этом сейчас, я, специалист по жизни в одиночестве, я, так мало чему доверяющая? Доверяющая только Анне, своим книгам и своему замкнутому пространству, где все знакомо до мелочей.
В глубине души я завидую женщинам, у которых на безымянном пальце два кольца: одно, с бриллиантом, свидетельствует о помолвке, другое — обручальное. Женщинам, которые показывают таким вот образом, что у них есть их собственный, накрепко привязанный к ним мужчина. Надо было мне это сделать. Надо было поселиться вместе с любовником, никуда от него не спешить, позволить обыденности поглотить себя, отправляться в магазины за окружной дорогой в поисках мебели, выбирать всякие мелочи и безделушки, которые мы расставили бы по полкам, а потом я бы смотрела на них и вспоминала, как мы покупали их вдвоем… Я могла бы научиться тому, как существовать с мужчиной в одном пространстве, я научилась бы удобно устраиваться рядом с этим телом, непохожим на мое, этим телом, часто сплетающимся с моим и утоляющим мою жажду. Я должна была бы научиться удерживать мужчину, делать семейную жизнь для него приемлемой, пробуждать в нем желание быть со мной, оставаться со мной, не встречать его с хмурым лицом, не встречать его молчанием, а иногда и грубостью… Я могла бы пойти на этот риск — такой, в общем-то, заурядный для большинства людей и так ужасающий меня…
Ужасающий. Потому что, слишком хорошо себя зная, я понимаю, что постоянно ждала бы, когда это кончится. Ждала бы минуты, когда все пошатнется и любовь сбежит от меня, вытечет, как из дырявой бочки. Ждала бы дня, когда спокойно пройду мимо того, кого так любила, и мне не захочется провести рукой по его волосам, прикоснуться к его плечу, поцеловать — и не потому, что он станет мне противен, а только потому, что я привыкну к его присутствию, перестану его замечать. Я все время ждала бы прихода того смутного, неопределенного раздражения, которое кажется беспричинным. Мои чувства смешались бы, превратившись в одну серую массу, в какой-то переваренный суп, из них ушла бы вся острота, я больше не ощущала бы, что его не хватает, не радовалась бы, увидев его снова, не закрывала бы глаза, когда он входит в меня, потому что это сделалось бы привычным, обыденным, потому что ничего не осталось бы от дивного чувства нетерпения, когда два тела тянутся друг к другу, соприкасаются… Вялость чувств — вот чего я боюсь, и я уверена: только и именно тем, что жду этой вялости, только и именно тем, что подстерегаю ее появление, я навлеку это на себя, и любовь обернется братскими отношениями, и постель будет казаться инцестом.
Не знаю, сколько времени я провела здесь, в тени деревьев, полная до краев лесными запахами, неподвижная, такая неподвижная, что стала безразлична насекомым. Черви выползли из-под мертвых листьев, муравьи снова тронулись в путь, я слышала шелесты, шорохи, я стала частью их мира, они ко мне привыкли. Мне казалось, что не хватит сил вернуться туда, слышать смех, видеть, как они едят и жестикулируют, ну почему мне это так трудно? И все-таки я сошла с места, двинулась в ту сторону, потому что стало немножко страшно: а вдруг меня ищут, мне нельзя портить такой день. Каблуки увязали в мягкой земле, в мягком слое опавших листьев, словно меня пытались тут удержать, но я все-таки шла.
Вся зыбкость моей жизни собралась здесь, в этом мгновении, когда все мое тело просилось остаться в тени, а я не захотела его слушать, не сумела его послушаться. Я запихиваю, словно в корзину с грязным бельем, которому незачем быть на виду, свои сожаления, свои угрызения, свои желания, я уминаю их, уминаю, уминаю, я набиваю эту корзину плотнее некуда, я запихиваю туда все, что есть, в том числе и свой пол, я смыкаю веки, я затыкаю уши, я сжимаю губы, я захлопываю крышку.