Но времени разглядывать не было. Забава запихнула его в дыру — и сама протиснулась следом. Кое-как завязанное на плече покрывало зацепилось за доски и осталось наверху. Она ощутила под животом и ногами холодную неровную землю. Сразу стало легче.
Только по сознанию хлестнула нехорошая мысль — она теперь голая. И тут же возникла другая — вот Харальда вытянет наружу, и тогда уж…
Что тогда, Забава додумывать не стала — не до этого. Она повернулась, подпихнула тело Харальда в сторону, к стене…
И его обнаженный бок оказался у нее перед глазами. Половица над головой сейчас заслоняла пожарное зарево — и Забава увидела, что по коже Харальда ползут сияющие серебряные черви…
Или змеи.
Только ей сейчас было не до того, чтобы на него пялиться. Пламя трещало наверху, подгоняя. И напоминая, что смерть уже близко.
Она подтянулась на локтях туда, где за завалинкой (земляная насыпь по периметру избы) под стеной должен был прятаться двор. Вытянула руку, отыскивая на ощупь крайний венец, землю возле него.
Боль в голове билась так, что Забава уже не могла думать. Двинулась, ладонями разгребая комки земли.
Наверху, в опочивальне, страшно затрещало. А потом спину ей ожгло дикой болью. Она завопила, выдыхая из легких весь воздух. Забилась под половицами, по которым уже ползло пламя…
Далекие крики, долетевшие через дымовое отверстие в крыше бани, Свальд услышал, сидя на лавке без штанов.
Ингрид — светловолосая, ладная, хорошенькая, пусть и не настолько красивая, как Белая Лань — сидела рядом, робко прижимаясь к нему. Гладила мягкими движениями грудь и живот Свальда. Заглядывала ему в лицо.
От нее пахло редкими южными благовониями, темно-розовые губы дрожали — хотя все уже случилось, и бояться ей было уже нечего…
Свальд смотрел на нее, удобно прислонясь спиной к бревенчатой стене и упираясь в нее затылком. Расслабленно думал о том, что непременно выпросит Ингрид у Харальда. Пусть станет его свободной наложницей — все лучше, чем жить в рабынях неизвестно где, неизвестно с кем. В этой вроде бы не было подленькой хитрости ее старшей сестры…
А винить ее за то, что устроила Рагнхильд, несправедливо. Харальд поймет, он вообще в последнее время снисходителен к людям — вон даже людей Трюгви Гудремсона простил, дав им свободу и пообещав взять в свое войско весной…
Так что вполне может простить Ингрид. Тем более что на ней самой нет никакой вины.
— Побудь тут до утра, — попросила вдруг Ингрид. — Подари мне эту ночь, ярл Свальд. Я потом всю жизнь буду вспоминать о ней. Когда заживу рабыней у чужих людей…
Свальд облизнул губы, подумал — сказать, что он попросит ее у Харальда? Но тут же решил, что лучше пока помолчать. Вдруг Харальд ему откажет.
Ни к чему давать надежду, которая может не сбыться.
Он заставил себя улыбнуться.
— Как скажешь, Ольвдансдоттир.
И потянулся, чтобы снова затащить Ингрид к себе на колени.
Но тут до его ушей долетели отдаленные вопли.
И мгновенно насторожившийся Свальд вскочил. Отыскал штаны с сапогами, надел. Потом закинул на плечо рубаху и плащ. Шагнул к двери, на ходу подхватывая пояс с мечом.
— Ярл Свальд, — негромко сказала у него за спиной Ингрид. — Вижу, ты все-таки уходишь. Вспоминай меня иногда.
— Я тебя не забуду, — торопливо пообещал он. — Вот увидишь.
И хлопнул дверью, выходя.
На пожар Свальд прибежал как раз вовремя, чтобы разглядеть в оконце, к которому подбиралось пламя, невесту брата. И расслышать ее слова — земля, вниз.
Уже надышалась, подумал он.
Потом Сванхильд исчезла, и Свальд ощутил облегчение. Если девчонка задохнулась, то это даже к лучшему. Все-таки лучше задохнуться от дыма, чем сгореть заживо.
От берега бежали люди, неся ведра с водой. Несколько человек яростно рубили бревна полыхавшей стены — прямо под оконцем. Потом их растолкал какой-то воин. Упал на колени, принялся рыть землю под оконцем. К нему присоединился второй…
Не успеть, подумал Свальд, отступая. Брата в окне он так и не увидел, значит, Харальд уже наглотался дыма — или сгорел. Есть ли смысл спасать его невесту?
Может, будет даже лучше, если они уйдут вместе, красиво — в огне…
Со стороны дома долетел женский крик — воющий, на пределе возможного. Сванхильд горела заживо.
Свальд скривился. Пообещал себе молча — я найду того, кто это сделал. И украшу его кишками стены Йорингарда.
Он не Харальд, ему не нужно быть снисходительным к людям.
Слова, которые выкрикнула в оконце невеста ярла, многие посчитали бредом, решив, что женщина от страха и удушья уже не соображает, что несет.