Но дошла, и донесла. Протянула Харальду чашу. Он принял, осушил в два глотка, вскинул над головой, перевернув. Рявкнул:
— Выпито.
Сидевшие в зале закричали так, что Забава на несколько мгновений оглохла.
Вот и это сделано, довольно подумал Харальд, сидя на своем месте — и косясь на Сванхильд, опять воевавшую с мясом на своей тарелке.
Потом протянул руку, отловил ее запястье. Отобрал нож, нарезал мясо. Пробормотал, наклоняясь к ней:
— Мы здесь не задержимся. Ешь побольше, Сванхильд — эта ночь будет длинная.
Он сидел, поднимая чаши, пока в зале орали здравницы в его честь. Перебрасывался словами со Свальдом. Потом посмотрел поверх макушки Сванхильд на Кейлева. Звучно хмыкнул.
Тот, тут же сообразив, в чем дело, встал с места. Объявил:
— Время вести молодых в опочивальню.
Их провожали с факелами — и людская река, текущая следом за Харальдом и Сванхильд, казалась рекой из огня.
Как бы не подпалили главный дом снова, мимоходом подумал он. Бросил Свальду через плечо:
— Посиди в зале до последнего человека. Присмотри, чтобы огня не подпустили, с пьяных глаз…
— Положись на меня, родич, — радостно рявкнул Свальд. — И еще раз — долгих лет, жарких ночей тебе с молодой женой.
Отважных сыновей он не пожелал. Как и все те, кто сегодня произносил здравницы.
Наставления Гудню и Тюры Забава помнила — и не посмела даже зажмуриться, когда в лицо начали брызгать кровью из огромной чаши.
Только моргала, когда капли падали на кожу уж слишком близко к глазам.
Брызгала на нее Гудню, как жена старшего брата, Болли — и самая старшая среди женщин из ее новой родни. Делала она это размашисто, щедро окатывая Забаву кровью, наполовину успевшей свернуться, со сгустками.
Рядом Кейлев точно так же окунал кисть руки во вторую чашу, брызгал на Харальда. Только кровь из пригоршни выплескивал аккуратнее, без широких замахов.
Пропало платье-то, думала Забава, чувствуя, как промокла на груди ткань одеяния — и капли со сгустками лениво и щекотно ползут по щекам, шее. Хорошо хоть красное, на нем бурые пятна застиранной крови будут потом не так заметны.
В опочивальню набился народ. Болли, Ислейв, Тюра, еще какие-то люди.
И все стояли, глазели жадно — на невесту в алом, залитую кровью, на ярла, по светлой рубахе которого расплывались багровые пятна.
Первой чашу опустошила Гудню. Отступила назад, к мужу. Кейлев, закончив, слил в ладонь последние капли, стряхнул их на Харальда. Объявил:
— Долгой, счастливой и богатой жизни вам обоим.
Затем добавил внушительно, посмотрев на Забаву:
— Я выдал тебя замуж хорошо, Сванхильд. Радуйся, что тебе достался такой достойный муж.
И тут же, развернувшись, шагнул к двери. Люди начали выходить, желая напоследок:
— Долгой и богатой жизни.
Вот и все, с замиранием сердца подумала Забава. Вот она и честная жена. И поступать ей следует, как жене.
Ее почти всю залили кровью. Хорошо хоть, в опочивальне было жарко натоплено — и намокшее платье не холодило тело. Только неприятно липло к коже.
Как только люди начали выходить, Харальд повернулся к Сванхильд. Глядел на нее и ждал.
Любопытно было, что она теперь будет делать. Слова Свальда всплыли в памяти…
Девчонка посмотрела на него, вскинула руку к своему лицу — но не коснулась его. Спросила серьезно:
— Можно кровь смыть?
Харальд качнул головой.
— Нет. До завтрашнего утра мыться нельзя. Иначе не видать нам с тобой ни счастья, ни долгих лет жизни. Придется потерпеть.
Она покивала, опуская руку. Замерла, глядя на него.
А качну-ка я лодку, вдруг подумал Харальд. И ощутил приступ веселья — которое, однако, не выпустил на лицо. Сказал строго:
— Теперь ты моя жена, Сванхильд. Поступай, как положено жене.
Его молодая жена снова закивала. И, взяв за руку, повела к постели. Замерла перед широкой — шире прежней — кроватью. Пару мгновений неуверенно смотрела на него.
Он кивнул, поощряя. Сванхильд протянула руку, положила ладонь на его грудь, надавила.
Харальд опустился на край кровати.
А следом ощутил, как брови сами собой поползли вверх. Сванхильд встала на колени у его ног. Взялась за завязки на сапогах.
Да она меня разувать собралась, с изумлением понял Харальд. Стаскивать сапоги с ног, как с немощного старика…
Сванхильд старательно распутывала узлы на завязках. Даже голову наклонила, чтобы высмотреть при тусклом свете светильников концы кожаных шнурков. На короткое мгновение отвлеклась от своего занятия, чтобы поправить венец, начавший сползать со склоненной головы…