— Раздевайся.
Ладони Сванхильд приняли из его рук скомканный подол, потянули вверх. Харальд, не дожидаясь, пока она стащит с себя липнувшую к телу одежду, накрыл ртом одну из грудок.
Снова ощутил вкус крови. Сладкий, пьянящий. И опрокинул ее на кровать.
Золотистые волосы в красных мазках, опаленные с одной стороны, рассыпались по покрывалу. Харальд стащил с себя штаны, накрыл ее тело своим.
Замер на короткое мгновение, глядя в глаза — темно-синие, широко распахнутые…
Густо пахло кровью, но Забава все равно была счастлива.
Харальд навис над ней, опираясь на локти. Попросил вдруг хрипло:
— Скажи что-нибудь… жена ярла.
Она задумалась. Тут же вспомнилось, как Тюра и Гудню советовали ей всегда восторгаться отвагой ярла Харальда. Хвалить его за силу, за победы.
Но говорить ему в глаза, вот так запросто, что он смелый…
Небось, и сам это знает, решила Забава.
Харальд ждал, приподнявшись над ней. Дышал рвано, часто. Серебряные глаза горели в полутьме, укрывшей лицо. Она, погладив его по щеке, наконец заявила:
— Харальд. Ты самый красивый…
Сказала она это совершенно серьезно — а он почему-то засмеялся. Низко, гортанно. Бросил:
— И белый? Сванхильд…
— Мне хорошо, — торопливо добавила Забава. — Мне очень хорошо. Потому что ты есть. Рядом, тут.
Харальд сверху одобрительно кивнул.
— Это хорошо, что ты мне рада.
Его колено тут же надавило, раздвигая ей ноги. Забава в ответ посмотрела удивленно — привыкла уже, что сперва он ласкает ее. А уж потом…
— Сначала мое удовольствие, — тяжело выдохнул Харальд.
И Забава ощутила, как тыкается ей между ног крупное, округлое навершие его мужского копья, отыскивая вход.
Затем вдавливается, врываясь неласково. И тело Харальда, все еще влажное от крови, опускается, накрывая ее. Заслоняя от всего мира.
— Потом твое, — хрипло пообещал он.
Забава вздохнула, погладила ему плечи — там, где по ним шли особо густые сеточки старых шрамов. Подняла колени, прогибаясь так, чтобы складки покрывала не терлись об чувствительные, едва поджившие рубцы на пояснице…
Харальд сверху с шипением выдохнул, довольно оскалился. Пробормотал, двигаясь в ней:
— Рада? Хорошо…
Его орудие скользило все более частыми рывками, по животу Забавы поползло первое тепло — тугое, трепещущее.
Но до сладкой судороги дело так и не дошло.
Потом Харальд рванулся в последний раз, придавливая ее к кровати. Замер сверху. Тут же с протяжным выдохом сдвинулся, перебрался на покрывала. Спросил:
— Больно не было? Я имею в виду, там, на спине.
Забава качнула головой, глядя на него. Хотя, по правде сказать, рубцы побаливали.
Следом она повернулась, прижавшись к его плечу, груди, животу — ко всему его телу сразу, горячему, пахнущему кровью. Бедром ощутила мужское орудие, сейчас опавшее…
Обняла.
— Сванхильд, — уронил Харальд. — Я назначил тебе утренний дар.
Она вскинула голову, посмотрела ему в глаза. Серебро во взгляде сияло, грело…
— Но ты можешь попросить что-нибудь еще. Только предупреждаю — это должно быть что-то для тебя. Не для других. Никаких "пожалей-помоги".
Забава задумалась. Погладила его грудь — твердую, поросшую белесыми жесткими волосками, среди которых попадались и редкие темные волосины. Сказала несмело:
— Я хотела… я хотела бы увидеть Ладогу. Не сегодня. Когда-нибудь. Потом.
Харальд шевельнул бровями. Объявил негромко:
— Если все будет хорошо, ты увидишь свои края снова. Когда-нибудь. Но увидишь только один раз, Сванхильд.
Забава, сглотнув, быстро и мелко закивала.
И не решилась попросить, чтобы Харальд до того дня оставил Красаву здесь, в крепости. Чтобы и ее потом отвезти в Ладогу. Заодно, по дороге.
Просьба Сванхильд была не такой уж и трудной. Если он победит Готфрида, то так и так надо будет сходить в его края с обратным визитом. А от германских земель до девчонкиной Ладоги рукой подать…
И все-таки утерпела, довольно подумал Харальд, подтягивая Сванхильд поближе к себе — и раздвигая ей губы в требовательном поцелуе. Не стала хныкать про Кресив, которую тоже можно было бы отвезти в Ладогу. Удержалась, уже хорошо.
Вкус крови таял в глубине рта девчонки, опьяняя сильнее эля. Он ощутил, как робко, неуверенно двинулся ее язык…
И как пробуждается снова его собственное тело.
Харальд приподнялся, отрываясь от нее. Сказал, уже вставая — и укладывая Сванхильд так, чтобы под ягодицами у нее очутился край кровати:
— Не хочешь попросить еще чего-нибудь? Украшения, два сундука платьев?