В голосе у него была едва заметная насмешка. Но ноги ее, свесившиеся с кровати, он раздвинул движением мягким, бережным. И сам опустился на колени между ними.
Сванхильд тут же вскинулась, села. Сказала неожиданно:
— А можно — штаны? В платье холодно…
Харальд, уже успевший наклониться, чтобы отловить губами сосок на одной из грудок, застыл. Заметил, усмехнувшись:
— Женщины, у которых есть в услужении рабыни, зимой по двору не бегают. Сидят дома, где можно обойтись без штанов. Значит, ты не хочешь сидеть дома, Сванхильд? Это хорошо…
— Ты велел гулять с Крысенышем, — пробормотала она.
Харальд нетерпеливо кивнул, соглашаясь. Велел:
— Бери из моих сундуков все, что захочешь. Плащи, рубахи, сапоги. Только оружие на стене не трогай.
Он наконец дотянулся до соска. Но девчонка сидела, а ласкать грудь, склонившись в три погибели, оказалось неудобно. Харальд ткнулся лбом в хрупкое плечо, заваливая Сванхильд на спину.
Та ойкнула — и растянулась по покрывалу. Он навис сверху, начал ласкать ее медленно, не спеша…
Багровых разводов от засыхающей крови на теле девчонки оставалось все меньше. Руки и губы Харальда стирали их.
И когда он вошел, раздвигая мужским копьем ее вход, ставший скользким, тугим от прилившей крови — Сванхильд прогнулась уже не так, как перед этим, когда он брал ее в первый раз. Более отчаянно, задыхаясь и цепляясь за него.
И судорогу удовольствия, прошедшую по ее телу, Харальд воспринял как награду. Ощутил своим копьем тонкое колечко, частым биением стянувшее вдруг ее вход, боками — шелковую кожу бедер, взметнувшихся и стиснувших его…
В зале продолжало пировать войско, празднуя свадьбу ярла.
До утра было еще далеко