Харальд развернулся, посмотрел на оставшуюся старуху и темноволосую Кресив. Сообщил негромко:
— Я начну с вас. Сначала ты, старуха. Рассказывай.
Через некоторое время, покончив с рабынями, Харальд вышел в проход. Спросил у пары воинов, торчавших рядом:
— Где Рагнхильд?
Ему указали на ближайшую дверь, и он вошел.
Все услышанное от рабынь было так нелепо и глупо, что Харальд до сих пор не мог в это поверить. У него в уме вертелись мысли о Гудреме, о короле Готфриде, прямо сейчас готовившем там, за морем, свои корабли — для весеннего похода…
И словно этого было мало, сегодня по Йорингарду болтались ярл Турле с Огером, наконец-то проспавшиеся после пира. К вечеру, надо думать, дед его поймает — и обстоятельно расскажет, что он делает не так и насколько разболтались его люди.
А ему приходится заниматься тут бабами, которые под его носом проворачивают свои мелкие, глупые делишки. Не будь в этом замешана Сванхильд, он прикончил бы двух рабынь, подстроивших все это, потом приказал бы Убби проучить свою невесту — и дело с концом.
Рагнхильд, сидевшая на кровати, встала при его появлении. Харальд кивком указал торчавшему рядом стражнику на дверь, тот вышел.
— Вот чего я не пойму, — спокойно сказал Харальд, — так это зачем ты затеяла все это, Ольвдансдоттир. Или стало обидно, что в крепости, где хозяйками были жены твоего отца, теперь будет хозяйничать бывшая рабыня?
— Ярл, — пропела Рагнхильд, делая шаг к нему.
— Твоих сестер продадут на торжище, — отрезал он. — Всех. Тебя я не трону — ты теперь забота Убби. И его имя тебя защищает. Но он узнает обо всем. Я считал тебя умнее, Рагнхильд. Я почти уважал тебя за ум — боги знают, что для бабы это вещь немыслимая.
— Ярл… — почти простонала Рагнхильд. Выдохнула: — Харальд…
Он не шевельнулся, и она сделала еще один шаг. Коснулась его плеч, глядя ему в глаза.
Застыла.
Молчание длилось, пока Харальд не бросил грубовато:
— Что, настолько нравлюсь?
И Рагнхильд отдернула руки, словно обожглась.
Он развернулся, молча вышел. Приказал стражникам, стоявшим в коридоре:
— Рагнхильд не выпускать.
Затем отправился за старухой-славянкой. Разговор со Сванхильд Харальд оставил напоследок.
В ее опочивальне не было того напряженного покоя, что царил у Рагнхильд. Стражник подпирал спиной бревенчатую стену, девчонка металась от двери к сундуку напротив.
При его появлении она остановилась, наградила Харальда все тем же отчаянным взглядом, который он видел у нее в опочивальне Кресив.
Харальд кивком отправил стражника за дверь, приказал старухе-славянке:
— Расскажи Сванхильд обо всем. Начни с Рагнхильд.
И пока та торопливо бормотала, расстегнул пряжку плаща, кинул его на кровать. Встал так, чтобы видеть лицо девчонки.
На нем было изумление — и все то же странное отчаяние. Руки, бессильно висевшие вдоль тела, вцепились в ткань платья на бедрах, скомкали. Потом ладони сжались в кулаки, захватив ткань — и уже не разжались…
Когда старуха замолчала, Сванхильд посмотрела на него. Сказала, отчаянно коверкая его родное наречие:
— Что делать… ярл?
— Скажи ей, — хмуро велел Харальд, — что все началось потому, что бабы увидели и поняли, какая она. Что не помнит зла, жалеет рабов. Именно поэтому Рагнхильд подстроила все это…
Он посмотрел девчонке в глаза.
— Чтобы ты, Сванхильд, пожалела рабыню, которая когда-то была твоей сестрой — и приперлась ко мне со своей жалостью. Не будь этого, ничего не случилось бы. Рагнхильд не рискнула бы устроить такую глупость. Темноволосая Кресив, которую ты продолжаешь считать своей сестрой, сидела бы тихо. И ту, другую рабыню, тоже никто не тронул бы.
Харальд дождался, пока старуха переведет его слова. На лице девчонки был страх, словно он ее ударил.
Крепче запомнит, подумал он. И продолжил:
— Теперь я их накажу. Всех. Настолько жестоко, насколько смогу. Чтобы больше никто не смел использовать тебя — и твою жалость. Но я лишь меч, который все закончит. А началось все с тебя, Сванхильд. С твоей жалости к тем, кто ее недостоин.
И тут она заплакала — молча, не всхлипывая. По щекам потекли слезы, прочерчивая дорожки. А Сванхильд продолжала молчать, глядя широко открытыми глазами.
Харальд шагнул вперед, прихватил рукой ее щеку, пригладил большим пальцем одну из дорожек. Ощутил теплую влагу подушечкой пальца.
Но сказал все так же жестко:
— В следующий раз, когда захочешь кого-то пожалеть, не показывай этого, Сванхильд. Никогда и никому. Помни, чем может закончиться твоя жалость. Если уж очень хочется помочь кому-то, приди ко мне. Я подумаю, что можно сделать. Но знай, что твоя жалость толкает людей на глупости. И обрекает на смерть.