— Нет… — выдохнула она на наречии Нартвегра, выслушав перевод от старухи. Даже не умоляюще — покорно, бессильно. — Прошу…
Харальд молча качнул головой. Девчонка вздрогнула под его рукой.
Я не могу, холодно подумал он. Если позволить рабам Йорингарда думать, что они могут идти на поводу у посторонних, не говоря об этом хозяину — в следующий раз все кончится уже не слезами девчонки, а ее смертью. Или его смертью.
Дело даже не в Кресив, а в тех, кто живет в рабском доме крепости. Больная рабыня и не подумала подойти к нему или к кому-то из его людей. Хоть и знала, что теперь хозяин Йорингарда он.
Харальд шагнул еще ближе. И напоследок все-таки поцеловал Сванхильд, прижав ее к себе. Губы были соленые, прохладные и какие-то безжизненные.
А потом она вдруг вцепилась в рубаху на его груди — крепко, не отодрать. Закрутила головой, пытаясь уйти от его рта.
Харальд вскинул голову.
— Утренний дар… — прошептала девчонка — как ни странно, на его наречии. Вцепилась в рубаху еще крепче, потянулась вверх, вставая на цыпочки и умоляюще заглядывая ему в глаза. — Утренний дар… прощу…
— Твой утренний дар уже назначен, Сванхильд, — с неудовольствием сказал Харальд. — Я договорился о нем с твоим отцом. И ничего не буду менять. Рагнхильд, давая этот совет, хотела лишь навредить тебе.
Девчонка отпустила рубаху — да не просто отпустила, а еще и попыталась его оттолкнуть. Дернулась назад, вырываясь.
Харальд сжал руки еще крепче, подумал — пусть лучше злится, чем плачет. Да еще так, беззвучно, без обычного для баб воя и хлюпанья. Ничего, потом поймет…
— Нет жена ярла, — отчеканила вдруг Сванхильд. — Нет.
И посмотрела уже не умоляюще, а отстраненно. Вздернула подбородок, вскинула брови.
Старуха-славянка, вжавшаяся в угол за его спиной, громко охнула.
А вот это уже жена ярла, подумал Харальд, рассматривая лицо девчонки. Вот сейчас обломаю — и что останется? Покорные губы…
Но и без наказанья нельзя. Он уже решил, что сгонит всех рабов, и при них отрубит двум дурам головы. В назидание всем остальным.
— Если, — громко сказал Харальд, — ты, Сванхильд, обещаешь больше никого не жалеть, я заменю казнь на порку.
Он дождался, пока старуха переведет. Девчонка снова вцепилась в него, отчаянно закивала, выпалила:
— Да.
И наконец всхлипнула. Приоткрытые губы задрожали, сложились в улыбку — неуверенную, похожую на гримасу.
— Никакой жалости, — напомнил ей Харальд. — Ни к кому. Никакой.
Затем подумал, разжимая руки — глупая. Запороть ведь можно и до смерти.
Он подхватил свой плащ, вышел. Приказал воину, стоявшему у двери опочивальни:
— Сегодня ее никуда не выпускать.
Всего понемногу, мелькнула у него мысль. Пусть не бегает по крепости сегодня.
Убби Харальд искать не стал — просто вышел из женского дома и послал одного из стражников за хирдманом.
Долго ждать ему не пришлось. Убби притопал со стороны ворот, встревоженный, хмурый.
— Что-то стряслось, ярл?
— Отойдем, — буркнул Харальд.
И повел хирдмана за женский дом, подальше от дорожки. Заявил, остановившись:
— Думаю, следовало тогда сунуть тебе сто марок вергельда. И распрощаться с тобой.
Убби изумленно выпучил глаза. Потом глянул на стоявший рядом женский дом. На лице появилось понимание.
— Она что-то натворила, ярл?
— Пыталась. — Харальд глянул в сторону фьорда. — Остальное спросишь у Рагнхильд сам. Ее сестер я отправлю на торжище. Рабыни, которых она использовала, получат по шесть дюжин ударов кнутом. Пороть будет человек с твердой рукой. И слабой памятью…
Убби понимающе кивнул.
— Беда в том, что все это подстроила Рагнхильд. И ее я тронуть не могу — из-за тебя.
— Ну… — пробормотал хирдман. — Я накажу ее, ярл. Порка всегда вправляет бабам мозги. Только слово, что ей дал, брать назад не хочу. Ты уж прости. Но она на нашу свадьбу ползком приползет. И потом я ей еще не раз напомню.
— На том и порешим, — согласился Харальд. — Кликни людей, пусть сгоняют рабов в одно место. Хочу, чтобы все видели, как кончают глупые рабыни, забывшие, кто их хозяин.
Ее не выпускали. Бабка Маленя, стукнув в дверь, что-то сказала стражнику — и им принесли подносы с едой. Вечером занесли еще пару подносов.
Рабыни, принесшие еду, в опочивальню не зашли. Подали бабке Малене подносы через порог — и дверь тут же захлопнулась.