И в отставленной, опущенной вниз руке — чаша, легко прихваченная пальцами за один край. С другого края медленно, тягуче падают вниз капли…
— Я вышла лишь вылить чашу, — прошелестела женщина. — Времени нет.
— Сигюн? — изумленно пробормотал Харальд.
И вдруг вспомнил, что стоит перед ней без штанов. Но не сдвинулся с места.
Если жена его деда, Сигюн, вечно держащая над Локи чашу, говорит, что времени нет — значит, сейчас не до стыда.
Она продолжала медленно отмерять крохотные шажки, глядя на него спокойным взглядом. Снова прошелестела:
— Мужчины прислали яд в напитке — и кровь на лезвиях стрел. Я прислала ту, у которой хватит терпения даже на тебя, дитя Ермунгарда. Ту, что простит и тебя. А сейчас вставай. Пора.
Сквозь шипение светильника и мерный стук редких капель вдруг пробились далекие крики…
И Харальд проснулся — уже по-настоящему, резко, словно на него плеснули холодной водой. Тут же сообразил, что лежит по-прежнему в кровати, под покрывалом.
Никакой Сигюн в опочивальне не было.
Но отзвуки далеких, смягченных расстоянием криков продолжали долетать. По проходу вдруг загрохотали тяжелые шаги, кто-то завопил:
— Ярл. Вставай.
И Харальд взлетел с постели, крутнулся, торопливо одеваясь. В дверь уже колотили.
— Иду, — рявкнул он, подхватывая секиру и вылетая из покоев.
— Ворота, — выкрикнул стоявший за дверью воин. — Они их выбили, не знаю как. И в крепость уже ворвались воины Гудрема.
— Стой здесь, — бросил Харальд. — Пока не пришлю людей, охраняй ее.
Он толкнул воина в свою опочивальню, метнулся вперед, колотя по дороге в двери покоев, где спали родичи. Выскочил во двор…
И только там вспомнил, что Сванхильд успела лишь сесть на постели, когда он переступал порог. Под соскользнувшим краем покрывала грудь ее была обнаженной.
А он отправил к ней воина.
Тому не до этого — и он не посмеет, решил Харальд.
По крепости метались огни.
Он огляделся и ринулся к воротам. По дороге отловил пару своих людей, бегущих туда же, отправил их к Сванхильд.
Неизвестно, что случилось с воротами — но окованные железом створки валялись теперь в сотне шагов от крепостной стены. Разбросанные по обеим сторонам от дорожки.
На земле между отлетевшими створками и дырой в крепостной стене корчились и просто лежали люди. Словно неведомая сила выбила ворота и отшвырнула их — а те на своем пути посбивали людей, давя их, словно мошек.
Дрались уже в крепости. Единой линии у защищавшихся не было — все смешалось, схватка разделилась на отдельные островки.
Снизу, от берега, бежали воины, и его, и родичей. За спиной что-то ревел ярл Турле. Голос его приближался…
А от ворот, вытянувшись длинным клином, в крепость вливались чужие хирды.
И Харальд ощутил себя почти счастливым. Вдохнул, оскалившись, воздух, пахнущий кровью и дымом. Огни в крепости и белые пятна лиц — все вдруг окрасилось в красное…
Он ринулся вперед, оставляя позади себя просеку из тел.
Рубил тех, кто вскинул против него меч — или нацелился в него копьем. Раз поднимают оружие, видя его глаза и волосы, значит, враги…
Кейлев выскочил из мужского дома, когда ярл уже подбегал к нападавшим, темным клином входившим в крепость. По обе стороны от ярла на ходу выстраивались воины его хирдов, тоже образуя клин…
Ислейв, его сын, уже несся в ту сторону. Следом бежал Болли, на ходу вскидывая щит — чтобы прикрыть бок брата, когда они присоединятся к строю.
Парни позаботятся друг о друге, подумал Кейлев. А ему следует заняться другим.
Ворвавшиеся в крепость вопили:
— Гудрем.
А раз тут Гудрем Кровавая Секира, значит, нужно ждать пакостей. Навроде тех стрел с ядом, от которых ярл обезумел и потемнел. Или еще чего-то.
Мир переворачивается, мелькнула у Кейлева мысль. Конунги угрожают отцам своих воинов, что убьют их сыновей, которые служат тем самым конунгам. И заставляют отцов нарушать слово. Строят подлости и пользуются ядом. Было ли такое прежде в Нартвегре? Да никогда.
Даже просто нарушить свое слово — и то считалось позором…
Надо найти девчонку Сванхильд, решил Кейлев. И держать ее поблизости от ярла — на всякий случай.
Он заспешил к женскому дому. Заглянул в каморку, куда приносил ткани, но Сванхильд там не было. Крикнул бабам, вылезшим в проход:
— Сидите и не высовывайтесь. Зарубят.
Потом выскочил и побежал к главному дому, где находилась опочивальня ярла.