— И эту девку… — сказала она ровным голосом. — Было бы неразумно выпускать из Йорингарда. Кто знает, вдруг она — и остальные — все-таки найдут того, кто не вернулся.
— Но она дочь Кейлева, — помолчав, буркнул Турле. — Теперь, когда нет Харальда, по всем правилам девка принадлежит отцу.
Рагнхильд легко улыбнулась.
— Разве эль свободной шеи был сварен по всем правилам? Насколько я знаю, его вообще не варили. Просто выкатили какие-то бочки из кладовой… это нарушение всех обычаев, тебе ли этого не знать, ярл Турле? И разве может свободный нартвег объявить своей дочерью чью-то рабыню? Разве это не означает, что он и сам чей-то раб?
Старик шумно дыхнул.
— Да, против этого трудно возразить.
— Конечно, девка должна жить, — поспешно заявила Рагнхильд. — Харальд — богорожденный, это несомненно. Вдруг он сумеет вернуться сам, без помощи девки? Тогда можно будет сказать, что родичи в Йорингарде всего лишь дожидались его возвращения. И сделали все, чтобы девка осталась в крепости, чтобы Кейлев не увез ее неизвестно куда…
Турле долго молчал, молчала и Рагнхильд. Наконец старый ярл бросил:
— Пожалуй, я и тебя оставлю в Йорингарде, Ольвдансдоттир. Ты ведь этого хочешь? В благодарность за свою хитрость?
— Благодарю тебя, ярл, — неторопливо ответила Рагнхильд. — Кстати, если бы кто-нибудь сейчас женился на моих сестрах — тех, что остались девственницами — со временем эти люди с полным правом могли бы именоваться конунгами Йорингарда. После смерти наших братьев мы единственные наследницы нашего отца.
Ярл Турле хрюкнул.
— Смотрю, ты подумала обо всем, Ольвдансдоттир? Я запомню твои речи. Ступай… или оставайся. Я не взял с собой наложниц, так как отправился на войну, а не на праздник. Но мы могли бы договориться.
Это было для Рагнхильд неожиданно, даже слишком, но она сумела спрятать свою растерянность за улыбкой.
— Я тоже запомню твои слова, ярл Турле. Но я все еще невеста Убби. Я дала ему слово, и не хочу устраивать свою судьбу во второй раз, не разорвав этого сговора. Доброй ночи.
Она поспешно шагнула к двери. Старый ярл, как и его сын, не стал ее останавливать.
Забава проснулась вечером.
Подумала, вынырнув из дремы — Харальд. Вдруг он уже вернулся, а она тут разоспалась и ничего не знает?
Но следом ей вспомнились Красава и та рабыня. То, что Харальд с ними сделал.
И ведь было бы за что — но запороли до смерти за пустяк, за глупость бабью.
Не наказал, подумала Забава, а замучил. Убил лютой смертью. Зверство чистой воды, иначе это и не назовешь.
Она поднялась на постели — под руку подвернулись какие-то тряпки. Когда ложилась, Забава их даже не заметила. От усталости, от горя…
В опочивальне было темно, и она ощупала тряпье, распялив его перед собой. Две рубахи и два платья — из тех, что она сама сшила из грубой шерсти и льняной холстины.
Может, бабка Маленя принесла, растерянно подумала Забава. Затем ощупью нашла плащ, взятый из сундуков Харальда, прихватила найденную одежду и вышла.
От Йорингарда, неровным холмом лежавшего под темным небом, веяло тревогой и настороженностью. Костров сегодня горело вдвое больше, чем в прежние ночи.
Забава сходила на кухню, знаками и парой слов попросила еды. Ей дали рыбьей похлебки, приправленной ячменем, с куском хлеба. Она съела все — вчерашний день, когда кусок не лез в горло, сказывался. Потом попросила еще, для Красавы.
Плотный мужик, заправлявший всем на кухне, посмотрел на нее с сомнением. Но миску похлебки все-таки дал.
Выйдя из кухни, Забава отправилась в рабский дом. Поменяла подстеленные под Красавой холсты и одежду — та обмочилась, пока лежала. Вот и пригодилось найденное на кровати…
Этим вечером сестра уже ничего не говорила, только металась в жару, хрипло постанывая.
— Лихорадит, — знающим голосом сказала бабка Маленя, подходя к нарам. Заметила почти с надеждой: — Может, все-таки помрет?
Забава с трудом влила в потрескавшийся рот сестры несколько ложек похлебки. Потом Красава перестала глотать, замерла без чувств, с закрытыми глазами. И все влитое начало вытекать на сложенный в несколько раз кусок холста, подсунутый вместо подушки.
Забава со вздохом встала с нар. Спросила у Малени, глянув на миску:
— Может, отдать кому? Если кто голодный…
Бабка взяла у нее из рук посудину, передала какой-то бабе. Проворчала:
— Сама-то хоть ела?
— Да, — Забава снова накинула плащ, который сняла, когда начала обихаживать Красаву. — Хочу поговорить с моим отцом. Сходи со мной, бабушка, пожалуйста…