Надо что-то придумать, почти со страхом подумал он. Дар берсерка спит. И сила в его руках тоже. Кто эта тварь — обернувшаяся человеком самка етуна-великана? Только они равны годами богам. Да и родня им по крови.
Кажется, как-то раз он слышал, как скальд пел что-то о женщине в синем платье…
Хульдра, вспомнил наконец Харальд. Существо с силой великанши, умеющее зачаровывать и ублажать мужчин.
Еще скальд рассказывал о том, что на деле хульдра выше, чем кажется на вид и на ощупь. Поэтому, целясь в нее, метить надо в пустоту над головой. Или каленым железом, или серебром…
Железа, как и серебра, тут нет. В сундуках блестит только золото. На самих сундуках ни железных запоров, ни замков. Даже ручки по бокам из кожаных петель. Секиру и пояс с кинжалом, похоже, забрал Трюгви, пока он пялился на хульдру.
Хотел быть человеком, угрюмо подумал Харальд — будь. Пробурчал:
— Но ведь можно и продолжить.
И впился губами ей в шею. Кожа под губами оказалась уже мягкой, человеческой — хотя совсем недавно, под его руками, была твердой, как железо.
Шея хульдры оказалась не только мягкой, но и горячей, а еще сладковатой на вкус.
Хватка рук на его ребрах ослабла еще немного. Но не исчезла. Ладони нежно погладили спину, пальцы прошлись по шрамам, слегка их царапнув.
Чем я тут занимаюсь, зло подумал Харальд, увлекая хульдру на пол. Когда там, на берегу, творится неизвестно что. И Сванхильд там…
Объятья хульдры так и не разжались. Харальд, кинув руки на пол по обе стороны от ее головы, попросил:
— Развяжи мне штаны.
— А в первый раз ты это сделал сам… — она улыбалась, вытянувшись на полу и полузакрыв глаза.
Он качнулся, дав хульдре ощутить между ног крепость его копья, вновь поднявшегося. Пробормотал, хрипло выдыхая и оскаливаясь:
— Не заставляй ждать. Ни меня, ни себя.
Хульдра переместила одну руку вверх, не убирая ее со спины. Вцепилась ему в косицы, придерживая. Другой рукой прогулялась по его поясу — начиная со спины, подсовывая ладонь под ткань штанов. Погладила поясницу, потом живот, запустила длинные горячие пальцы в поросль, дорожкой уходящую вниз. Дотянулась до навершия его копья, потеребила.
Харальд от этой ласки содрогнулся. Желание жгло тело, вязкое, тягучее, неприятно засасывающее.
И только потом хульдра дернула завязки.
Вот тогда Харальд и рванулся, вложив в движение все силы, что у него были. Треснули завязки штанов, оставшись в руке хольдры, голову ожгло болью, но косицы все-таки выскользнули из ее кулака.
Харальд метнулся в сторону, опрокинул сундук. Золото рассыпалось по полу.
Хульдра, вскочившая следом, запнулась об побрякушки. Кинулась вперед, ступая прямо по ним.
Он поднял сундук, грохнул его об пол. Доски хрустнули, крышка осталась у него в руках — и Харальд, уже понимая, что не успевает, упал на колени. Разворошил остатки сундука в поисках гвоздей.
Ничего. Доски стягивали деревянные шпеньки и кожаные полосы. Его тут ждали, и подготовились основательно, старательно убрав из кладовой все железо.
Хульдра была уже рядом. Вцепилась ему в волосы, дернула вверх, заставляя приподняться…
И на глаза ему попалась женская брошь, лежавшая чуть в стороне. Большая, овальная, в треть его ладони — упавшая на золотую россыпь обратной стороной вверх. Над дырчатой бляхой из желтого металла торчала игла застежки. Потемневшая, чуть тронутая ржавчиной — железо.
Харальд дернулся к броши всем телом, уже ощущая, как кожа с волосами отстает от черепа. Но успел подхватить брошь, извернувшись змеей.
И поднялся, подчиняясь хватке хульдры — но при этом целясь иглой застежки, зажатой меж пальцев, в пространство над ее головой.
Ударил, ни на что не надеясь.
Сверкнуло синеватым, руку обожгла дикая боль. Хульдра взвыла.
Харальд, щелкнув зубами, отшвырнул брошь, странно размягчившуюся прямо в ладони. Та вроде как начала плавиться у него в руке…
Пальцы жгло, кончики их почернели.
Хульдра, странно скукожившись и выпустив его волосы, отступила. Снова взвыла…
И тени в кладовой чуть-чуть покраснели. Его дар возвращался.
Он, не тратя время на взгляды в сторону хульдры, метнулся к двери. Врезал по доскам кулаком левой руки, не тронутой ожогом. Услышал глухой звук.
Его не просто заперли — дверь с той стороны подперли, а то и завалили.
Харальд врезал снова — уже обожженной правой, целясь по доскам костяшками кулака. Затрещало, на толстых дубовых досках остались вмятины от его руки.
Но дверь даже не шевельнулась. Он впечатал в нее уже левый кулак. Следом ударил обеими кулаками. Боль в обожженной ладони исчезала, забываясь. Еще удар…