— Мы поговорили, — без всякого выражения ответил Харальд. — И Ермунгард пожелал мне спокойного зимовья. Так что до весны больше битв не будет. Ты это хотел услышать, Свальд?
Брат улыбнулся еще шире. Пояснил:
— Не то чтобы я боюсь драки… но между родичами должен быть мир.
Харальд молча полоснул по нему взглядом — и снова посмотрел в сторону Сванхильд. Сидит. Смотрит вроде бы на воду.
А ему надо решить, что делать с Веллинхелом. И с пленными.
Каждый человек здесь — дитя Нартвегра, мелькнула у него мысль. И те, кто служит ему, и те, кто служил Трюгви. Крови Нартвегра на этом берегу пролилось уже достаточно…
Хирдмана, которого он пытал, привели чуть ли не бегом, подталкивая с двух сторон. Поставили перед ним — мужчина пошатнулся от последнего толчка, но устоял. Скривился от боли в обожженных местах, однако встал прямо, с высоко поднятой головой.
— Развяжите, — негромко приказал Харальд, заметив, что руки у того связаны за спиной.
И несколько мгновений смотрел в лицо с разбитым в кровь ртом — след от его удара, нанесенного рукоятью секиры. Сказал:
— Время разобраться с теми, кто поднял оружие против меня. Трюгви уже пошел на корм Ермунгарду.
— А теперь, выходит, настала моя очередь? — шепелявя, спросил хирдман.
И Харальд, решив посмотреть, что будет дальше, вдруг кивнул. Молча, не говоря ни слова.
— Помню, я когда-то мечтал попасть в Вальгаллу. — Мужчина криво улыбнулся. Посмотрел на Харальда без ненависти, спокойно, но безрадостно. — Делай то, что считаешь нужным, ярл.
Харальд помолчал еще немного, раздумывая. Спросил:
— Как тебя зовут?
— Эгиль Торгейрсон…
— Хочешь жить, сын Торгейра?
Хирдман посмотрел удивленно, потом качнул головой.
— Я предал моего конунга, проговорившись под пыткой. Мне незачем жить.
— Я многих пытал, — заметил Харальд. — У меня говорили все. Рано или поздно…
Эгиль ответил усталым взглядом.
— Мне-то какое дело до других? Я отвечаю за себя.
— Значит, ты хочешь смерти, — медленно сказал Харальд. — Это обязательно должна быть смерть от моего родителя? Или от моей руки? А смерть от руки германца, который придет завоевывать Нартвегр, тебе не подойдет?
— Нет чужаков, которые смогут завоевать Нартвегр, — угрюмо прошепелявил хирдман. — Это — Нартвегр.
— Ну, может, я сказал не всю правду, — заметил Харальд. — Может, германцы придут не ради Нартвегра. А ради меня.
Об этом уже пора рассказывать, подумал он. И рассказать всем…
Эгиль недоверчиво помолчал. Потом буркнул:
— Что, твоему отцу служат уже не только наши конунги — но и германцы? Одного не пойму — почему Ермунгард просто не утащит тебя на дно, и дело с концом.
— Германцы не служат Ермунгарду, — нехотя ответил Харальд.
Тут начиналось самое тонкое место в той полуправде, которую он собирался рассказать.
— Я прищемил кое-кому из них хвост, — объявил он. — Ходил как-то на торжище в их края. И неудачно поторговался. Сам знаешь, если у ярла мало врагов — значит, он плохо дерется. Меня в этом никто пока что не обвинял. Поэтому у меня теперь есть враги на германских берегах. И весной в Нартвегр придет конунг Готфрид, с полусотней кораблей. Корабли у него, конечно, плохие — но бойцы хорошие. И не думаю, что они упустят возможность пограбить земли по дороге. Я живу севернее, так что дорога у них выйдет длинная. Как раз вдоль этих берегов.
Он замолчал, давая мужчине время осмыслить сказанное.
Эгиль посмотрел в сторону крепости. Снова перевел взгляд на Харальда.
— Я видел среди твоих одного человека, который прежде служил Гудрему…
Харальд кивнул.
— Все ваши воины, попавшие в плен в Йорингарде, сейчас служат под моей рукой. Их клятва Гудрему кончилась, когда тот погиб, а клятву Трюгви они не приносили. Так что все честно. Правда, большую часть из них я оставил дома. Чтобы не пришлось сражаться с бывшими товарищами.
— Выходит, ты, ярл Харальд, собираешь большое войско, — пробормотал Эгиль. — Но против чужаков. Никто не любит чужаков…
Харальд быстро заметил:
— Это верно. Нам в Нартвегре и без них тесно — даже друг с другом драться приходится. Хочешь сразиться с германцем? За меня, как за одного из ярлов Нартвегра? А потом, после весны, я освобожу тебя от клятвы, которую ты мне дашь. И сможешь наняться к другому конунгу или ярлу. Если, конечно, выживешь в битве.
Эгиль сверкнул глазами, настороженно глядя на Харальда. Сказал невозмутимо:
— А что будет с другими? Часть моего хирда взяли в плен…
— Я предложу им то же, что и тебе. Еще кое-что. До конца зимы вы останетесь в Веллинхеле. Будете стоять здесь. Значит, мне нужен человек, который будет присматривать за крепостью — и за тем, чтобы люди разминались с мечами каждый день. Весной мне понадобятся воины, а не ленивые тюлени.