А ведь ей явно снился кошмар — и скорей всего, с щупальцами, которые она видела прошлым вечером.
Но вела себя девчонка совсем как те бабы, которых затянуло под воду. Молчала.
Рядом с покрывалами на чистой тряпке лежали хлеб и кусок сыра, что принес ей утром Болли. Нетронутые.
И Харальд решил, что лучшим лекарством для нее сейчас станут тяготы походной жизни. А потом еда — и много эля.
Стоя на берегу и прислушиваясь к тому, как Сванхильд плещется у него за спиной, он думал о том, что слишком долго ограждал ее от обычной жизни. Может, настало время дать немного свободы? Конечно, с охраной, в пределах крепостных стен…
Но дать.
Сейчас можно было не прятаться — она уже достаточно знала и о нем, и о том, какую он жизнь ведет. Не было нужды окружать ее рабынями, утаивать одно, скрывать другое.
Ну разве что иногда, изредка.
Сванхильд затихла, и Харальд украдкой обернулся. Она стояла к нему спиной, и как раз сейчас снимала штаны. Мелькнули белые ягодицы…
Ему понравилось и зрелище, и то, что она не стала сразу снимать с себя все. Разумней, когда половина тела прикрыта одеждой от холода.
Наверно, можно и впрямь дать ей немного свободы, подумал Харальд, глядя на фьорд, расстилавшийся чуть ниже того места, где он стоял. Глядишь, и разговаривать быстрей научится, и оживет. А он посмотрит, что из этого получится. С Ермунгардом он договорился, до весны можно жить спокойно.
А может, не только до весны — если он сумеет победить Готфрида.
Плеск воды затих, теперь уже окончательно. Он обернулся. Сванхильд накидывала на себя покрывало.
Харальд сделал три широких шага, обнял ее. Девчонка дрожала, постукивая зубами. Он наклонил голову, прошептал на розовое от холода ушко:
— Хорошая задница.
Сванхильд повернула голову, посмотрела искоса, доверчиво и чуть смущенно. По губам Харальда скользнула тень ухмылки.
Как он и предполагал, ни Рагнхильд, ни рабыня-славянка не стали учить ее словечкам из мужского обихода. Первая посчитала это ниже своего достоинства, вторая, похоже, просто не посмела.
Харальд отпустил ее, взялся за ведро. Сбегал к фьорду и залил костры.
Потом сунул ведро в руки Сванхильд, натянул на влажную золотистую голову меховое покрывало. Подхватил, понес к лагерю.
И опустил на землю уже перед своей палаткой, стоявшей на краю пустоши, под скалами.
Сванхильд тут же уставилась на резные головы драконов, украшавшие деревянный каркас двухскатной крыши.
Харальд, посмотрев на это, не стал запихивать ее внутрь сразу же. Коротко приказал:
— Жди здесь.
Затем забрал ведро, забрал у нее узел с одеждой и ушел.
Вернулся он, нагруженный покрывалами с драккара, едой и баклагой с элем. Нырнул за кожаные занавеси, обойдя Сванхильд, теперь смотревшую уже на фьорд. Позвал из палатки:
— Иди сюда.
И едва Сванхильд забралась внутрь, указал на кучу покрывал. Распорядился:
— Садись.
Она послушно опустилась — прикусив губу, стараясь не морщиться. Харальд затянул кожаные шнуры на входе, чтобы холодный ветер не залетал внутрь, оставил лишь маленькую щель для света.
И потянулся к ее ноге. Щиколотка и половина ступни были синими, распухшими.
— Все будет хорошо, — заявила вдруг Сванхильд.
Слово в слово повторив то, что сам он говорил ей уже несколько раз — после ночи, когда за ней приходил краке.
Харальд, сдвинув брови, хмыкнул. Обхватил щиколотку ладонями, спросил с любопытством, поглаживая кожу выше опухоли кончиками пальцев:
— А что для тебя хорошо, Сванхильд?
Девчонка посмотрела неуверенно — и Харальд неожиданно для себя подумал, что лишь теперь, за четыре дня до свадьбы, они начинают разговаривать без посредников.
Только он и она.
Еще бы она его понимала…
— Харальд, дом, — четко и ясно вдруг выдохнула девчонка.
Услышанное ему понравилось. Харальд, собственно, и сам знал, что она успела к нему привязаться…
И все же свои края Сванхильд не забыла, раз краке сманивал ее за борт, обещая отправить назад. Как она назвала то место? Кажется, Ладога.
Сванхильд, пока он молчал, потянулась к розовому шраму на его предплечье — след от раны, полученной, пока рядом была хульдра. Погладила его кончиками пальцев, посмотрела на него жалостливо.
— Болеть?
— Нет, — честно ответил Харальд.
Пора было поговорить с ней обо всем. Он отпустил ее ногу, передвинулся, садясь поближе, так, чтобы она очутилась между его раздвинутых колен. Руки пока распускать не стал. Бедром ощутил мягкость ягодиц под покрывалом…