Выбрать главу

С другой стороны, так было разумней. Одно "нет — жена ярла" он уже слышал.

— Если жена ярла — да… — он помолчал, подбирая слова. — Тебе нужно быть со мной не только ночью, но и днем. Жена ярла — ночь и день, понимаешь? Сидеть на пирах. Встречать моих гостей. Говорить с моими людьми, если понадобится.

Синие глаза расширились.

Не то говорю, понял вдруг Харальд. Все, что он сказал, было об обязанностях — а ее надо подманивать, как щенка мясной костью. И выманивать тем, на что она отзовется. Мягко, еще мягче…

— Жена ярла — это место рядом со мной, — медленно сказал он, разделяя слова паузами. — Не только ночь и постель. Но и день. Жена ярла — рядом со мной на всех пирах, во всех делах, каждый день. Я хочу, чтобы тебя видели рядом со мной везде, кроме боя, Сванхильд. Жена ярла — всегда, везде, каждый день. Чтобы помочь, если нужно. Я знаю, это тяжело…

Он нахмурился, качнул головой. Подумал — а теперь надо зайти с другой стороны. Помнится, девчонке не понравилось, когда он привел ее в опочивальню, где перед этим спала Кресив.

— Но если место рядом со мной будет пустым… нет жены ярла на пиру, понимаешь? Тогда мне начнут предлагать другую жену. Какую-нибудь деву Нартвегра. Чтобы она сидела рядом со мной. Приходить другая жена, Сванхильд.

У него вдруг дрогнули губы, растягиваясь в усмешке. Мелькнула мысль — если он и дальше будет так ломать язык, сам скоро разучится нормально говорить.

— Приходить другая жена — дева Нартвегра. И сидеть рядом со мной. Если ты этого не хочешь…

Вот теперь, мелькнула у него мысль, и выяснится все. Или Сванхильд готова бороться за него — или нет.

И тогда он неправильно выбрал ей имя — Сванхильд, битва лебедя. Не станет лебедь биться за свое гнездо. Да и лебедя нет. А есть лишь тоска и одиночество, которые девчонка заглушает, прижимаясь к нему по ночам.

— Я идти, — торопливо сказала Сванхильд. — Я только мыться — и идти.

Это еще не победа, решил Харальд. Но уже шаг к ней.

Тут в дверь постучали, он буркнул:

— Ну?

Вошел Кейлев. Сказал, посмотрев в сторону Сванхильд:

— Тут, за дверью, рабыни. И я привел стражу, ярл — из тех людей, что ты сам отобрал для охраны Сванхильд перед походом. А еще хочу сказать…

Он сделал несколько шагов, открыл крышку сундука, в котором девчонка прежде хранила одежки, пошитые из грубой шерсти и полотна. Харальд, вставая с кровати, разглядел внутри разноцветье шелков.

— Пока вас не было, я приказал рабыням сшить одежду. Тут платья, другое бабье тряпье. Если послезавтра свадьба, а сегодня пир… тебе это пригодится, Сванхильд.

Девчонка покосилась в сторону сундука. На лице было и облегчение, и смущение.

— Рабскую одежду, что здесь была, я отдал рабыням, — строго заметил Кейлев. — Да, тут еще золото хранилось. Я его прибрал, чтобы не валялось в пустой опочивальне. Вот.

Старик пошарил под плащом, выудил увесистый кошель. Подошел к кровати, высыпал на нее содержимое кошеля.

Развернулся по покрывалу пояс, на бляхах которого свивались в кольца драконы, усаженные жемчужинами. Браслеты, броши и гривна.

— Как я понял, все это дары твоего жениха, Сванхильд, — Кейлев посмотрел на девчонку. — И ты их приняла. Это правильно. Но не носишь, а это нехорошо. Твой жених может подумать, что ты брезгуешь его дарами. Мой род не нанесет такого оскорбления моему ярлу. Ты меня поняла?

Он ткнул рукой в золото, рассыпанное по покрывалу. Сказал повелительно:

— Носи, Сванхильд.

Та помедлила — и кивнула.

Кейлев развернулся к выходу. Девчонка вдруг ожила, спросила:

— Оте… отец.

Старик снова повернулся, быстро посмотрел на нее — а следом глянул в сторону Харальда.

Тот, не изменившись в лице, подумал — решение о том, чтобы оставить девчонку без рабынь-славянок, правильное. Вот уже сама что-то спрашивает, не дожидаясь переводчика.

— Как жить сестра? — спросила Сванхильд.

Харальд едва заметно скривился. Ну да, о чем еще и спрашивать, как не о Кресив…

И все же он кивнул Кейлеву, позволяя ему ответить.

— Она жива, — сдержанно сказал старик. — Но пока не встает. Я распорядился, чтобы ее кормили. И тряпки под ней меняли.

Харальд, не удержавшись, подумал — жаль, что все случилось осенью. Летом раны гноятся, глядишь, и не выжила бы…

Впрочем, Хель с ней. Как только встанет на ноги, он найдет кого-нибудь, кому нужна красивая на лицо рабыня. И подарит ему Кресив.

— Благодарю, отец, — звонко объявила Сванхильд.

Сказано было хорошо, чисто — сказались уроки Рагнхильд. Кейлев, величественно кивнув, вышел.