Открылась дверь — и в опочивальню вошли рабыни.
— Дом идти, — поспешно сказала Забава. Добавила, смутившись: — Пожалуйста. Доброй ночи.
Женщины переглянулись, хором пожелали ей доброй ночи и вышли.
Забава еще немного постояла, решаясь. Надо бы спросить у стражников за дверью, где сейчас Харальд. Уже пришел, сменил рубаху и ушел на пир — или еще занят своими делами? Вдруг они знают. Или сходят, посмотрят…
От последней мысли она вдруг смутилась. Нехорошо вот так людей по своим охоткам гонять.
Тут вошел Харальд. Кивнул, увидев ее.
И сказал звучно, подойдя поближе:
— Пояс, это хорошо. Браслеты…
Потом провел пальцем по ее ключице. Спросил, поднимая брови:
— Здесь? Броши, гривна?
— Болит, — сдавленно ответила Забава, надеясь, что он поймет.
Харальд молча откинул с ее плеча пряди, прикрывавшие рану. Хмыкнул.
Забава застыла, шею свело судорогой. Вот и опять — она его не белым телом радует, а рану показывает.
— Рана — хорошо, — одобрительно сказал Харальд. И неожиданно добавил: — Не прячь. Пусть видят.
Она глянула изумленно, он пояснил:
— Ты ранена, но ты идешь. Не лежишь, не плачешь. Это уважают, Сванхильд. Это достойно меня. И тебя. Пусть видят.
Забава от изумления раскрыла рот. Спросила:
— Поэтому идти? Чтобы рана глядеть?
И ткнула рукой себе за спину, указывая на стену, отделявшую опочивальню от главного зала.
Харальд отвечать не стал, а вместо этого сгреб ее и начал целовать — вдумчиво, долго. Заявил, наконец-то отпустив:
— Я одену чистое и пойду на пир. Так ты идешь со мной?
— Да, — Забава глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание после его поцелуев. — Ты говорить — место пустое. Сторожить, да?
Последние слова она произнесла голосом, непривычным для нее самой. Не обиженным и не злым — а каким-то странным.
Да она посмеивается надо мной, с изумлением понял Харальд. До сих пор это он похохатывал и усмехался, глядя на нее — а теперь она?
Брови сами собой столкнулись на переносице. Сванхильд замерла, тревожно глядя на него — совсем как перед этим, когда он полез осматривать рану на ее плече.
Напугаю, подумал Харальд. И убрал с лица хмурое выражение. Отыскал взглядом сундук со своей одеждой, прошагал к нему, сменил рубаху.
И только после этого снова посмотрел на Сванхильд, по-прежнему стоявшую навытяжку.
Подумал, уже остывая — и чего так взъелся? Рано или поздно она должна была начать смеяться. А поскольку рядом с ней только он, то над ним первым и начнет посмеиваться.
Харальд взял плащ, брошенный на один из сундуков, накинул ей на плечи. Хотел поднять на руки — но она отступила, неуступчиво помотала головой. Попросила смущенно:
— Я сама. Раз там глядеть.
Харальд шевельнул бровями. Потом махнул рукой, чтобы шла следом — и двинулся к выходу.
Идти в зал, шагая позади Харальда, было не так страшно, как одной.
Н этот раз пирующие сидели не только внутри — перед входом в главный зал выставили несколько грубо сколоченных столов. Между ними уже горели костры, разгоняя тьму. Солнце успело закатиться…
На нее смотрели от столов — спокойно, внимательно. Разглядывали без насмешливого любопытства, без ухмылок.
Жена ярла, напомнила сама себе Забава. И вскинула голову. По плечу тут же стрельнуло болью. Она задохнулась на мгновенье, но подбородок опускать не стала. Шла, стараясь поменьше припадать на поврежденную ногу.
Хорошо хоть, после бани щиколотка стала ныть меньше.
За столом в конце зала уже сидел родич Харальда — тот самый ярл Свальд, что когда-то ее увез из Ладоги.
Увидев его, Забава опять вспомнила о Красаве. Подумала — может, сбегать в рабский дом после пира? Вряд ли бабам положено сидеть на нем до конца…
Она скинула плащ, опустилась на стул, который кивком указал ей Харальд — по левую руку от него. Замерла. Подумала тоскливо — ох и скучное дело эти чужанские пиры. Сел и сиди сиднем.
Свальд что-то быстро сказал Харальду. Тот ответил…
— Ты все-таки решил привести на пир свою невесту? — спросил Свальд. — Лучше бы дал ей выспаться. Раненая, бледная… как я понимаю, последние две ночи она почти не спала?
— Ты подслушивал у моей палатки? — поинтересовался Харальд.
И налил себе эля из кувшина, стоявшего перед ним.
— Я завистлив, а потому прозорлив, — беспечно ответил брат. — И понимаю все, не опускаясь до подслушиваний. Пока я крутился в своей палатке с боку на бок на холодных кожах, все думал о том, что делал бы, будь рядом моя невеста…