Джудит со смехом обернулась к ней:
— Ну и пусть! Какое нам дело?
И тут неожиданно раздался голос Амабел, которая редко высказывала свое мнение и вообще больше молчала:
— Вы обе ошибаетесь. Хью это понравится.
Воцарилось молчание. Мимо проносились прикрытые кружевом снега обнаженные деревья, тут и там мелькали вечнозеленые кустарники. Слегка наклонившись вперед, Мэри оперлась рукой о спинку переднего сиденья; плед, прикрывавший ее колени, сполз.
— Ты и правда так думаешь, Белла? — спросила она с удивлением. В сердце у нее вспыхнуло чувство, очень похожее на надежду.
Амабел немного помолчала. Все остальные тоже примолкли, ожидая ее ответа.
— Да. Конечно, наш брат очень изменился в последнее время, и все-таки в глубине души он тот же Хью. Мне всегда казалось, что на Рождество он веселился больше всех нас. Я уверена, что он снова ему обрадуется когда-нибудь. Может быть, даже в этом году.
Мэри откинулась на спинку сиденья, накинув на колени плед. Слезы жгли ей глаза. Слова Амабел так много для нее значили — гораздо больше, чем она сама могла предполагать. Надежда разгоралась в сердце Мэри. «Быть может, даже в этом году…» Констанция и Джудит говорили ей, что для Хью не все еще потеряно: немного усилий — и он изменится. Но высказанное спокойным твердым голосом мнение Амабел произвело на нее гораздо большее впечатление. Мэри сама не знала, почему слова больной девочки так сильно отозвались у нее в сердце. Впрочем, Амабел ведь всегда отличалась острым умом и проницательностью…
Между тем слова Амабел разрядили общее напряжение. Все заговорили одновременно.
— А помните, как однажды Хью нашел рождественское полено? — воскликнул Кит. — Он выехал рано утром, пока в доме все еще спали. И когда мы как раз садились завтракать, раздались странные звуки — Хью очень громко пел «Радость миру». Он заставил конюха втащить полено на газон под окна гостиной, а сам стоял рядом и пел, махая нам рукой. Папа с мамой так смеялись! Хью всегда придумывал такие шутки. Я открыл окно — было ужасно холодно — и совсем уже собрался присоединиться к нему, но…
Кит не успел закончить: тишину внезапно нарушил глухой звук выстрела.
— Это еще что? — воскликнул он. — Кто это охотится в нашем лесу?
Констанция обернулась к ним.
— Ты думаешь, это браконьеры? — прошептала она с расширившимися от страха глазами.
— Стой! — приказал Кит кучеру.
Когда сани остановились у опушки, они сразу увидели охотника: впереди за деревьями какой-то человек в потрепанной одежде наклонился над убитым оленем.
— О боже, — прошептала Мэри.
Прежде чем кто-нибудь успел вымолвить хоть слово, Кит выпрыгнул из саней и бросился к браконьеру.
— Кит, подожди! — закричала Мэри.
Сестры тоже что-то кричали, видимо, опасаясь за его жизнь, но Кит не слушал. Холодный воздух при каждом вдохе обжигал ему легкие. Он видел, как незнакомый человек связывает веревкой задние ноги молодого оленя, и его душила бессильная ярость. От тела животного шел пар, на снегу расплывалось красное пятно. Как смел кто-то прокрасться на их землю и покуситься на их животных?! Браконьерство считается тяжким преступлением. Кит несколько раз обсуждал это с мистером Белпером и пришел к заключению, что такие негодяи заслуживают самого сурового наказания.
Футах в восьми от браконьера Кит с изумлением убедился, что тот и не пытается бежать. Поверх поношенной шапки голова его была обмотана коричневым шерстяным шарфом. Возможно, он просто не слышал ни подъезжающих саней, ни криков Мэри и его сестер.
— Эй, что ты делаешь?! — крикнул Кит. Человек поднял голову и с ужасом уставился на него запавшими темными глазами. На его худом лице проступала щетина. Отскочив от оленя, он уронил на снег веревки, оставил свое оружие — старинный мушкет — и, как испуганный заяц, метнулся в лес.
Кит сообразил, что еще минуту назад он мог легко поймать браконьера, и пожалел, что окликнул его. Теперь ему предстояла хорошая гонка. Браконьер прихрамывал, но тем не менее стремительно удалялся — видимо, ему были хорошо знакомы здесь все тропинки. У Кита заболела грудь — сказывался затворнический образ жизни. Так как расстояние между ними все увеличивалось, Кит уже готов был остановиться, но что-то внутри у него — вероятно, гордость — взяло верх. Каждая часть его существа — сначала голова, потом легкие, потом руки и ноги — как будто наполнились новой силой. Он уже не бежал, он летел. Его ноги работали, как лопасти чудовищной машины, заставляя его двигаться быстрее и быстрее. Кит и сам чувствовал себя машиной. Уже много лет он не испытывал такого ощущения. По мере того как он приближался к своей жертве, радостное возбуждение все больше овладевало им.
Догнав браконьера, Кит совершил последний рывок, обхватил его за пояс и опрокинул на землю. Она знал, что браконьер так легко не сдастся: в случае поимки его ожидала виселица. Сэр Руперт распорядился развесить повсюду предупреждения о наказании для браконьеров, пойманных на месте преступления.
Человек был очень худой, и Кит не сомневался, что сломать ему пару ребер ничего не стоит. Но браконьер изо всех сил изворачивался, извивался и, наконец, ударил Кита острым коленом в живот. Боль поразила Кита, как молния, но он не выпустил своего противника. Нет, ни за что! Приподнявшись, он ударил его кулаком по голове. Но шарф смягчил удар, и следующие несколько минут они, сцепившись, катались по земле, молотя друг друга кулаками.