Браслет на руке герцога дернулся и начал нагреваться.
- Поверни камнем вверх… - раздался в мозгу глуховатый совет, и герцог немедленно его выполнил.
Все вокруг полыхнуло потерянной ранее яркостью, залило рассветными лучами солнца и свежестью неба и Дорду внезапно стало так невыносимо жаль, что скоро всё это исчезнет. Для него.
А окружающие герцога маги уже через полчаса забудут, как растерянно мялся стоящий перед Чеджергом обвиненный в шпионаже молодой человек.
- Да кто ты такой, что я должен за тобой следить? - рассердившись на самого себя на недостойное герцога смятение, Дорданд задал вопрос чуть более высокомерно, чем собирался.
- Я?! Спроси вот у этих магов, если сам до сих пор не догадываешься! - в голосе главы еще звучало наигранное добродушие, но нехорошо прищурившиеся глаза выдавали его гнев.
- А сам ты, стало быть, не знаешь? - В тон ему ухмыльнулся герцог, - проблемы с памятью или еще хуже?!
- Наглец! - С почти неподдельной веселостью изумился Чеджерг, - а ведь на тебе еще и личина! Ну-ка, ну-ка… весьма тонкая работа… такая недешево стоит. Обратите внимание, коллеги, какое интересное решение, весь контур постепенно сведен к одному единственному хвостику, завязанному… ага! Вот на этой серьге!
Кусочек металла в ухе Дорданда начал стремительно нагреваться и герцог не стал ждать, пока ему за шиворот начнет капать расплавленный металл.
Стараясь двигаться как можно неторопливее, поднял руку к ушу и вынул из мочки раскаленный кусочек платины. Мгновенно остывший, едва оказался в пальцах.
Целую минуту, пока с герцога сползала так надоевшая ему личина секретаря, глава совета молчал, терпеливо ожидая конца трансформации.
Молчали и все остальные, слышались только вскрики и команды защитников обители, которых люди Вестура гнали прямо на предавших их коллег.
- Надо же! - Вот теперь глава, похоже, поразился по-настоящему, даже свой драгоценный фолиант теснее к груди прижал, словно Дорд отбирать его собрался, - герцог Анримский собственной персоной! Не ожидал! И, пожалуй, сниму обвинение в шпионаже, всё, что можно про нас узнать, ваш пронырливый папенька в свое время вытащил из одного предателя… но с ним мы поговорим чуть позднее. А пока объясните… зачем вы тут ползаете по песку, прикрывшись недостойной вас личиной?!
- Ради девушки, - коротко бросил герцог, тщетно надеясь, что на этом расспросы закончатся.
Не тут-то было.
- М-да?! - Снова высокомерно поставил брови домиком Чеджерг, - вот как?! Ну, и где же вы видите тут девушек?
- Моя любимая девушка - магиня.
Еще час назад никто и ни при каких обстоятельствах не заставил бы Дорда произнести эту фразу вслух перед лицом целой толпы магов, но теперь ему было как-то безразлично, кто и что подумает. И что скажет сама Милли, да и понравится ли ей такое публичное признание.
Он уже прочел свой приговор в глазах главы ковена и теперь просто наслаждался последними минутами жизни, ласковыми лучами солнышка и синевой неба. А еще неизведанным ранее чувством внутренней свободы и вседозволенности.
Не той вседозволенности, которую принимают за высшее счастье любители причинять страданья и боль другим, более слабым существам, а освобождение от впитанного с младенчества груза придуманных кем-то правил и условностей.
Тому, прежнему, герцогу Анримскому ни в коем случае нельзя было с такой нахальной веселостью взирать на великого Чеджерга и рассказывать всему миру про свою любовь. Спаси боги, такая невоспитанность!
А вот ему, освобожденному приговором от опротивевшего этикета, теперь можно всё. И, как ни странно, доставляет несказанное удовольствие говорить то, что хочется, не обращая никакого внимания на заинтересованные взгляды магов и скверно задумчивую ухмылку Чеджерга.
- Вот оно что! И имя прелестницы вы, надеюсь, не откажетесь нам назвать?!
- Не откажусь, - Дорд с минуту любовался выжидающим взглядом главы, потом обаятельно улыбнулся и веско сообщил, - просто не назову. Незачем вам его знать!
- Как печально… - глава на миг прикрыл глаза в притворном сочувствии, - закончился такой славный род! Сначала родители бесследно сгинули в болоте, потом сынок трагически погиб в пустыне… скажем… от укуса змеи.
Он едко ухмыльнулся и, вернув одной из сопровождавших его магинь свой эпохальный труд, демонстративно сложил ухоженные руки на груди, словно собираясь насладиться увлекательным зрелищем.
Пытаясь скрыть изумление, герцог взирал на главу, он что же, ничего не собирается делать? Даже пальцем пошевелить не желает? Или прикидывает, кому лучше отдать приказ, чтоб не замарать свое знаменитое имя?!
Какое-то неудобство, давление на сапог и странную тяжесть Дорд почувствовал далеко не сразу, а когда осторожно скосил глаза на свои ноги, то поневоле призвал всю выдержку, чтоб не закричать.
Чаффа, самая страшная и ядовитая змея пустынь, лениво раскачивая граненым треугольником головы, нехотя обвивалась вокруг его ноги, подтягивая из песка все новые кольца черной упругой пружины. Толщиной в ногу взрослого человека.
Герцог застыл статуей и осторожно, боясь выдать взглядом любимую, оглядел магов. Толпа всё так же покорно ожидала приказа главы, не проявляя интереса ни к приблизившейся на расстояние окрика кучке защитников обители, ни к происходящему с ним.
Змея, рассерженно шипя и дергая алой ленточкой языка, поднималась по телу обреченного все выше, и очередной виток пришелся на торс. Старательно не обращая на чаффу внимания Дорданд упорно раз за разом обводил взглядом стоящих напротив, пытаясь поймать хоть один взгляд Милли.
Тщетно. Девушка вела себя точно так же, как и прочие, совершенно чужие Дорду маги, в ее безмятежных глазах не проскользнуло даже малейшего намека на тревогу или сострадание.
Чувствуя, как в душе с нестерпимой болью обрывается последняя нить надежды, герцог решительно отвел от Милли взгляд.
И больше уже в ту сторону не смотрел.
Зачем? Если он безразличен ей настолько, что даже в минуту гибели не вызывает ни капли обычной человеческой жалости, значит не стоит и мечтать о других чувствах, их никогда не было и никогда уже не будет.
Маги крепости были совсем рядом, их хриплые голоса и стоны невозможно было больше игнорировать, как и запах крови и горелых волос.
Потеряв всякий интерес к Дорду, Чеджерг обернулся к толпе подчиненных и, указывая холеным пальцем на магов Гарди, отдал последнюю команду.
- Взять их! Хайниведайтен!
Взметнулись вверх руки, засветились амулеты и огненные шары. Не желая смотреть на гибель кучки храбрецов, Дорд перевел взгляд на бездонное небо, на синеющие вдали холмы, на внушительную громаду Эр-Маджара. Отсюда не видно было фигурок жителей крепости, столпившихся у окошек и бойниц внешней стены, но Дорд не сомневался, что они там есть. Ученики и женщины, дети и воины Дрезорта. Стиснувшие кулаки и зубы, молящие богов о помощи и милосердии.
Это даже хорошо, что ему не суждено увидеть крушения их надежд… смотреть на такое со стороны слишком больно, а помочь он все равно ничем бы не смог. Видимо, не зря короли отвели свои войска, не желая впутываться в разборки магов.
Хотя сам он никогда бы не смог так поступить.
Грохот взрывающихся файерболов раздался почти над ухом Дорда, по лицу стегнула тугая волна воздуха, осыпая песком и обдавая едким запахом гари. Совершенно бездумно герцог стряхнул ладонью пыль с лица и неверяще распахнул глаза, почувствовав, что тяжелые, тугие кольца, мерзким холодком скользящие по телу, неожиданно исчезли, растворились, как дурной сон.
И обомлел от увиденного. За несколько секунд обстановка вокруг него изменилась кардинально.
Подданные ковена, еще недавно с таким почтением внимавшие своему главе, чуть отступили, оставив Чеджерга в центре полукруга, а магистры обители замкнули этот круг с другой стороны.
И теперь общими усилиями сдирали с верховного магистра слои надежнейшей защиты. Словно огромные мыльные пузыри разнообразной структуры и цвета, щиты становились видимыми и сгорали один за другим, а маг все держался, сосредоточенно крутя амулеты и яростно бормоча заклинания.
- Подчинитесь мне! Хайниведайтен! - снова и снова выкрикивал глава, пока не сообразил, что старинное ритуальное слово более не действует.