Это была та часть моей души, которая любила Джеймса Стилмана со всем пылом и простодушием юности. Которая выкуривала по два десятка изумительных сигарет в день, слишком громко смеялась и не ведала страха. Которая спрашивала себя – каким он будет, секс, и кто станет первым. Которая слишком подолгу задерживалась перед зеркалом, чтобы полюбоваться единственным на свете безупречным лицом.
Бесстрашный подросток, я так верила, что когда-нибудь встречу спутника жизни, с которым буду счастлива до конца своих дней. Мужчину, который прирастет ко мне, как моя собственная кожа. Джеймс научил меня этому, показал мне, что счастье возможно с самого начала. Теперь он мертв.
– Господи Иисусе, Миранда, я думала, ты знаешь. Это ведь давно случилось.
– Как… – Я умолкла, чтобы проглотить комок в горле. – М-м-м, как это случилось?
– Не знаю. Мне Диана Вайз сказала. Но она сегодня здесь! Ты у нее спроси. Я ее только что видела.
Не сказав больше ни слова, я вышла в коридор. Зоуи что-то говорила мне вслед, но я не остановилась. Мне нужно было немедленно найти Диану Вайз. Без подробностей, без достоверных деталей смерть Джеймса останется для меня чем-то расплывчато-эфемерным, а надо, чтобы она стала совершенно реальным фактом.
Разве стены в зале, до того как я пошла в дамскую комнату, не были нежно-голубыми, цвета бильярдного мелка? Голубыми с белым бордюром? Ведь точно были, но теперь они стали грязновато-оранжевыми, как молодая морковь. От этой жуткой новости даже цвета переменились.
По залу бродили люди, разговаривали, смеялись, танцевали. Сегодня всем им было одновременно по восемнадцать и по тридцать три. Все было замечательно. Белозубые улыбки, чувственные языки. Я шла сквозь густой град слов. Я чувствовала себя инопланетянкой.
– Они переехали в Доббс-Ферри…
– Я не виделась с ним… боже мой, сколько же лет…
– И во всем доме не ковры, а какая-то жуткая коричневая тряпка…
Когда нам было по восемнадцать, грампластинки были еще в ходу. Слушать их можно было на трех скоростях: 33, 45 и 78 оборотов в минуту. Но на 78 мы их ставили, только когда хотелось поприкалываться. Ставишь пластинку, на которой указано «45 оборотов», на диск проигрывателя, передвигаешь рычажок на отметку «78», и знакомые голоса делаются уморительно тоненькими и скрипучими. Я все ускоряла шаги в поисках Дианы, думая о Джеймсе, представляя его мертвым, и весь окружающий мир переключился на 78 оборотов. Голоса слились в пронзительную какофонию. Этот визгливый хаос достиг такой силы, что мне пришлось остановиться и закрыть глаза. Я несколько раз глубоко вздохнула, приказывая себе не поддаваться панике. Открыв глаза, я увидела перед собой Зоуи.
– Как ты?
– Плохо. Ты не видела Диану? Я ее везде ищу.
– Давай вместе. Никуда она не денется – найдем. Она взяла меня за руку, и мы пошли рядом. Позже, когда в голове у меня прояснилось, я подумала: как она добра. Ведь Зоуи всего несколько минут назад пережила свой собственный кошмар, и тем не менее сразу пришла мне на помощь. А ведь могла бы после встречи с Кевином Гамильтоном замкнуться в своем горе и ни на что больше не обращать внимания.
– Вот она! Вон там.
В отличие от большинства одноклассников, Диана Вайз почти не изменилась со школьных лет. Интересное лицо, длинные темные волосы, сексуальная улыбка итальянской кинозвезды. В старших классах мы стали– почти подругами, настоящей дружбе мешало то благоговение, с которым мы к ней относились, поскольку она была куда взрослее нас.
– Диана!
Она разговаривала с мужчиной, которого я не узнала. Услыхав свое имя, она обернулась и увидела меня. И тотчас же легким прикосновением к рукаву своего собеседника простилась с ним и взяла меня под руку.
– Миранда. А я тебя искала. – Голос у нее был сильный, уверенный. По выражению ее лица я поняла: она знает, что мне нужно. Я была рада, что мне не придется задать ей этот вопрос. Произнести эти слова вслух, чтобы весь мир услышал: это правда? Он в самом деле мертв?
Втроем мы вышли через вестибюль в тепло и красоту летнего вечера. В воздухе стоял густой, сладковато-чувственный запах жимолости. Я была опустошена и испугана. Я знала, что сейчас произойдет. Хотя мне и нужны были ответы, но я понимала, что, когда услышу их, для меня уже не будет возврата в ту часть моей жизни, которая существовала еще несколько часов назад.
– Диана, что случилось с Джеймсом? Как это прои… – голос мне изменил, и я замолчала.
Она неторопливо отвела рукой назад прядь волос.
– Я случайно встретила его несколько лет назад в Филадельфии. Он работал в компании, которая имела какое-то отношение к живописи – то ли продавала картины, то ли посредничала. Точно не скажу. Может, это были аукционисты вроде Сотбис. В общем, мы с ним столкнулись на улице. Ему нравилась его работа. Он был в таком восторге! Помнишь ведь, как он в момент заводился, если ему что-то было по душе?
Я хотела сказать ей – уж кому, как не мне, помнить это: он загорался, просто весь светиться начинал, стоило чему-то вызвать его интерес.
– Мы оба ужасно спешили и наскоро выпили по чашке кофе в ближайшем кафе. Он выглядел совершенно счастливым, Миранда. Сказал, что наконец-то, впервые в жизни ему удалось встать на правильный путь. Все складывалось так, как ему хотелось. И подруга у него была. Он находился в полном смысле на подъеме, понимаешь?
– Как он выглядел? – Мне нужна была картинка, образ взрослого Джеймса, за который я могла бы зацепиться.
– Естественно, стал старше, похудел, если сравнивать со школой, но эти его чудесные глаза, улыбка были все те же. – Она на миг запнулась. – В общем, выглядел, как Джеймс.
Я заплакала. В ее словах было все, что я желала и не желала услышать. Зоуи обняла меня. Мы втроем стояли на лужайке, в нескольких футах – и в сотне световых лет – от того счастья и благодушия, которые царили сейчас в стенах клуба.
Когда первый приступ моего горя утих, я попросила Диану продолжать.
– Мы обменялись телефонами и договорились не терять друг друга из виду. Пару раз созванивались, но я больше не бывала в Филадельфии, а уж он в Каламазу и подавно не заезжал… И вот три года назад, очень поздно вечером, раздался этот звонок. Женщина два раза перезванивала. Она была так расстроена, что мне пришлось убеждать ее, что я та самая, кто ей нужен. Она сказала, что знает – мы с Джеймсом были друзьями, а потому ставит меня в известность: он погиб в автокатастрофе. Он поехал по делам в Нью-Йорк, и его подруга позвонила ему туда из Филадельфии. Сказала, что хочет с ним порвать, потому что встретила другого человека. По-видимому, разговор был короткий – она, мол, с ним кончает, и больше говорить не о чем… Повесив трубку, он тут же вскочил в машину и помчался к ней. Был гололед, дороги в ужасном состоянии. Он добрался до Филадельфии, но так гнал, что, когда пытался свернуть с магистрали, машину занесло, он потерял управление. Она сказала, смерть была мгновенной.
– Мгновенной?
– Так она сказала.
– Кто она такая?
– Не знаю. Я спрашивала, но она себя не назвала. Наверное, та самая подруга. Он о тебе спрашивал, Миранда. Когда мы сидели в кафе, он спросил, знаю ли я что-нибудь о тебе.
У меня сжалось сердце.
– Правда?
– Да. Он огорчился, когда я сказала, что ничего не знаю.
В наступившей тишине звуки музыки из клуба заполнили воздух.
– И больше ничего?
– Ничего. Я у нее спрашивала, но она не назвалась. Сказала то, что сказала, и сразу же повесила трубку.
Зоуи вздохнула и опустила глаза. Этот вздох словно подвел черту под нашим разговором.
– Спасибо тебе, Диана. Теперь все ясно.
Мы с ней обнялись. Она отступила назад, все еще сжимая ладонями мои локти, и задержала взгляд на моем лице. Потом повернулась и пошла к двери.