— Слушаю.
— Приветик, подруга.
— Любань, который час?
— Восемь.
— Кошмар! Я заснула под самое утро. — Алиса отчаянно боролась с напавшей зевотой.
— Советую проснуться, у меня сногсшибательные новости, подружка. Начинаю по порядку, позавчера к нам приезжал Пашка.
— Зачем?
— Хотел узнать, где ты обитаешь. Я, естественно, и словом не обмолвилась. Они с Серегой удалились в комнату и целый час беседовали. Мой пока молчит, как партизан, но через денек я вытащу из него нужную информацию. Идем дальше, вчера вечером звонила твоя свекрища.
— Да ты что?
— Сама в шоке. Старуха чуть не плакала в трубку, пытаясь меня разжалобить, в надежде раздобыть твой адресок.
— Ничего не понимаю, мне никто не звонил. Если я им так понадобилась, могли бы номер сотового набрать.
— Хрен знает, какая муха их укусила. У тебя-то что нового в сказочном замке?
Алиса рассказала о ночном выходе за соком.
— Я сейчас упаду! Ты дура! С какого перепугу вздумала слушать внутренний голос, когда Вадим находился в метре от тебя?
— Ближе, сантиметрах в пятидесяти.
— Ну ты даешь, окажись я на твоем месте…
— Любка, осторожней на поворотах, спасибо, что позвонила. Я отсоединяюсь. Пока.
Приняв душ, Алиса спустилась в столовую.
— Где ты была ночью, дорогая? — как бы между прочим поинтересовалась Райская.
— Спала.
— Под кроватью?
— Почему под?
— Мне никак не удавалось заснуть, я решила спуститься в библиотеку, а проходя мимо твоей спальни, увидела, что дверь приоткрыта. Тебя не было в комнате и в ванной тоже, я проверяла.
— Ну…
В столовую бодрой походкой вошел Вадим.
— Ты чего так рано встал, наверняка до утра в кабинете проторчал?
— В десять нужно быть в издательстве. А почему Лиса такая потерянная?
— Радмила Анатольевна интересуется, где я была ночью.
Ни один мускул не дрогнул на лице Райского. Сделав маленький глоток из чашки, он усмехнулся:
— И где, интересно, ты провела ночь?
Щеки запылали огнем. Бросив на Вадима испепеляющий взгляд, Алиса выбежала вон.
— Она сегодня не с той ноги встала? Эй, мать, не смотри на меня так.
— Дурак ты, Вадька! Самый настоящий!
В полдень позвонила свекровь. Услышав на том конце голос бывшей родственницы, Алиса напряглась.
— Детонька, нам необходимо поговорить.
— О чем?
— Ты можешь приехать?
— Нет, Вера Эдуардовна, в вашу квартиру я ни ногой.
— Не бойся, Вики нет, я одна. Прошу, приезжай.
— По телефону никак нельзя?
— Нет. — Свекровь отчаянно настаивала на немедленной встрече.
— Хорошо, через час подъеду.
— Спасибо, буду ждать.
На первом этаже Радмила читала журнал, не переставая дымить сигаретой.
— Радмила Анатольевна, вы сегодня куда-нибудь собираетесь?
— Нет, а почему ты спрашиваешь?
— Мне нужна машина, можно?
— Конечно, дорогая, а куда едешь, если не секрет?
— Объясню, когда вернусь.
В свой бывший подъезд она вошла со смешанным чувством тревоги и легкости. Вроде бы ничего не изменилось, те же унылые синие стены, исписанные подростками, раскуроченные почтовые ящики, многочисленные листовки-рекламы на полу и неизменный, невыветриваемый запах бродячих кошек. Как быстро Алиса привыкла к роскошному особняку Радмилы, и сейчас ей нестерпимо захотелось вернуться в машину и уехать отсюда побыстрей.
«А ведь совсем недавно этот подъезд казался мне милым, симпатичным и даже уютным», — подумала она.
Вера Эдуардовна расплылась в улыбке:
— Алиса, детка, а я все сомневалась, думала, не захочешь меня видеть.
— Признаться честно, подобного желания не возникало, но ваш встревоженный голос застал меня врасплох. Зачем я вам понадобилась?
— Ты не стой в прихожей-то, проходи в кухню, кофейку выпьем…
— Вера Эдуардовна, у меня мало времени, переходите ближе к сути.
Мать Павла наигранно всхлипнула:
— Какая ты красивая стала, не узнать, волосы, лицо, одежда.
— Раньше вы придерживались противоположного мнения.
— Эх, дочка, зачем вспоминать былое? Каждый из нас в прошлом наломал немало дров, теперь вот щепки собираю.
— Дочка? Я не ослышалась, вы назвали меня дочкой?
Свекровь промолчала. И чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Алиса безразлично спросила:
— Как Павел?
Морщинистые щеки Веры Эдуардовны задрожали, она поднесла носовой платок к глазам.
— Плохо, Алисонька, плохо! Ты даже не представляешь, как он страдает, места себе не находит.
— А в чем дело?
— Его фря ушла.
— Какая фря и куда ушла?
— Виктория! Будь она неладна, змея подколодная! Шалава малолетняя!
— Они расстались? А ребенок?
— Ребенок, — горько усмехнулась свекровь. — Знала бы ты, Алиска, что за змею мы пригрели на груди. Настоящая мерзавка! По всем срокам родить должна была в конце сентября, а в начале месяца к нам парень заявился. Высокий, бритоголовый, широкомордый, короче, страшен, как смертный грех.
— К чему вы клоните?
— А к тому, любовник это ее бывший. От него змеюка ребятенка зачала, а на моего Павлика всех собак повесила. Он-то, чудак, поверил, сама знаешь, Паша добрейшей души человек. Скандал разразился — жуть! Вика вещички в сумку побросала и была такова. Пашка чуть дар речи не потерял, они ж в декабре расписываться собирались. Сын словно заколдованный ходит, кается, сердешный, прощения просит.
— У кого?
— У тебя! — выдала свекровь. — Фотку твою в кармане носит. С работы придет и давай со снимком разговаривать. Сил нет смотреть на его муки. Любит он тебя, мечтает вернуть, да боится, не простишь.
— И поэтому вы меня вызвали?
— Да, но Паша не в курсе, я сама! Алис, прости нас, возвращайся в семью.
— Вера Эдуардовна, о чем вы просите? Думаете, можно забыть ту боль, которую мне причинил ваш сын?
— Попытаться стоит.
— Ошибаетесь. Ничего не получится, разбитую чашку не склеишь, вернее, склеить можно, но трещина никуда не денется.
— Ты другая, раньше такой не была.
— Какой «такой»?
— Жесткой, холодной.
— Прояви я с самого начала жесткость, возможно, наша семейная жизнь с Павлом строилась бы по иному сценарию, где в роли режиссера выступала я, а не вы.
Вера Эдуардовна резко встала.
— Небось мужика богатого нашла? Вон в какой одежонке щеголяешь, быстро оклемалась.
— Моя личная жизнь никого не касается. Когда я покидала вашу квартиру, вы не интересовались, где я буду ночевать, что буду есть, на какие средства жить. Вам было наплевать, что я спала на вокзале…
— На вокзале?
— Именно! А теперь с видом безутешной матери просите, чтоб я вновь воспылала чувствами к человеку, воткнувшему мне нож в спину.
— Он страдает.
— Я тоже страдала! Страдания и невзгоды закаляют, благодаря им учишься жить по-новому. Я научилась, желаю того же Паше.
— Высоко взлетела, как бы не грохнулась о камни, — шипела Вера Эдуардовна.
Алисе вдруг стало жаль мать бывшего мужа, несчастная женщина, как умела, любила и защищала своего единственного сына.
— Не волнуйтесь за меня, Вера Эдуардовна, я не боюсь упасть. Не забывайте, у меня есть опыт.
В лифте Алису начал колотить нервный озноб.
Тряхнув головой, она вышла из подъезда, села в машину и в мыслях с облегчением простилась с домом, в котором пережила столько огорчений.
Глава 10
В субботу, четырнадцатого февраля, Алиса бесцельно бродила по дому, с тоской вспоминая время, когда на День всех влюбленных они с Павлом обменивались забавными валентинками. Похоже, сегодня ее никто не поздравит, а так хотелось бы услышать нежные слова.
Час назад Вадим уехал в книжный магазин на встречу с читателями. С раннего утра Райский был в плохом настроении, видимо, боялся, что из-за вышедшей перед Новым годом статьи встреча омрачится нежелательными вопросами интимного характера.