– Значит, я преступник.
– Ты ведь шутишь, – паренёк качнул головой, отказываясь верить, что ввязался во что-то подобное.
– Увы, нет.
– Я разведусь с тобой, – отступил на шаг Алексо, чувствуя, как в голове всё смешивается в одну непонятную кашу. Он ни за что не позволит себе связать жизнь с преступником, чем бы тот ни занимался. нет, это слишком ужасно.
– Я не дам тебе развод.
– Да плевать. Я пойду в ЗАГС, и нас разведут.
– Я буду против.
– Твоё согласие там даже не нужно будет.
– Не забывай, что все органы подкупаемы, просто нужно знать цену. Я дам взятку, и тебе ни то, что развод не дадут, тебя на порог ЗАГСа не пустят.
– Тогда… тогда… – блондин метался в мыслях, пытаясь придумать, чем можно припугнуть этого человека, чтоб он не мог пойти против. – Тогда я подам на тебя в полицию!
– Тебе никто не поверит. Что ты им скажешь? «Этот дядя плохой! Посадите его в тюрьму!»? – альфа опёрся о стол, и весь его вид говорил об угрозе, а душу омеги будто сжали тиски чужой ярости. – Только попробуй раскрыть рот, где не нужно, и говорить ты после этого вообще не сможешь. Немые омеги – самые лучшие мужья, – брюнет выпрямился. – А теперь иди. Вечером сам к тебе зайду, не трогай меня.
Алек ушёл молча. Его будто окатили подряд ледяной водой и кипятком. Весь мир перевернулся за какие-то минуты, а перед глазами была белая пелена страха.
Он не знал, чем на самом деле занимается мужчина, на что тот способен, но при этом бесконтрольно боялся его, как боялся отца.
Хотелось убедить себя, что это был просто минутный порыв, вызванный отвратительным настроением после сделки. Может, Иво просто хотел его задеть, напугать, чтоб потешить своё самолюбие?
Хоть это звучало и ужасно, но всё же лучше, чем мысль о том, что его заставили связать свою жизнь с преступником.
Придя на мансарду, паренёк забился в самый угол за кроватью, как делал всегда дома во время крупных истерик, и тихонько расплакался, уткнувшись лицом в колени. Он жалел себя, ненавидел отца, который и так им всю жизнь житься не давал, так теперь ещё и насильно его замуж выдал. И, конечно, больше всех ненавидел чёртового Иво, который всё это время откровенно врал, прикидываясь хорошим человеком.
Впрочем, Алек ждал от него чего-то подобного. Невозможно быть всегда таким хорошим. Обязательно где-то будет ложка дёгтя.
Впрочем, мужчина и сам его предупреждал, говоря, что он не так хорош, каким считал его юноша. Но омеге всегда казалось, что это просто шутки.
От этих мыслей он только сильнее залился слезами.
Немного правды
Иво понял, что явно переборщил, слишком грубо выплеснув всю злость на паренька. Меньше всего он хотел посвящать паренька в то, чем он занимается. Но и скрывать это тоже было глупо: всё слишком очевидно, чтобы делать вид, что он белый и пушистый. Жизнь альфы никогда не была спокойной и состояла из вечных проблем с «серьёзными людьми», разборок и вызовов на ковёр к начальству. А то и вынужденных побегов на неопределённое время. И, конечно, юноша будет в это втянут в очень скором времени. Так что ему будет лучше войти в это всё со знанием дела.
Мужчина дошёл до кухни и достал из шкафа две турки, чтобы сварить кофе. Были в его жизни вещи, которые он обожал и не мог делать как-то иначе. Поэтому если уж и пить кофе, то только сваренный. И, желательно, не в кофеварке.
На соседнюю конфорку он поставил вторую турку и заполнился молоком для какао юному супругу.
Альфа прекрасно знал, что как бы он ни злился и ни угрожал этому пареньку, он никогда в жизни не дойдёт до реальных действий. И не из-за какой-нибудь любви или чего-то подобного, нет. Любви в нём просто не было. Им руководило нечто другое. Всё-таки семья, пусть и такая, – это святое, неприкосновенное. Так что Иво мог кричать, злиться, но не притронулся бы к этому юнцу сам и не позволил бы это другим. Даже если бы тот умудрился всё же как-то испортить мужчине жизнь.
Да и в любом случае той же полиции альфа совершенно не боялся: там о нём и его фабрике были прекрасно осведомлены, и нужные люди регулярно получали свои проценты за своего рода покровительство.
А занимался альфа тем, что производил наркотики и афродизиаки. И парфюмерное производство как нельзя лучше подходило для прикрытия. Хотя, конечно, духи хоть и занимали три четверти цехов, а приносили хорошо, если десятую часть от общего дохода фирмы.
Устраивало ли всё это Иво? Отчасти. Фабрика перешла ему от отца, который после перенесённого инсульта уже был не в состоянии полноценно ею руководить. И когда производство перешло молодому альфе, там уже всё давно было налажено. И хотя периодически мужчина – как сегодня – думал о том, что на его счету сотни и тысячи загубленных человеческих жизней не только в Италии, но и по всей Европе, чаще всего он глушил эти мысли алкоголем. Напивался и убеждал себя, что выгода от происходящего слишком очевидна, чтобы думать о каких-то незнакомых ему людях.