Выбрать главу

Вислав говорил это, а сам понимал, что это враньё. Не любили они внука, просто воспитывали, потому что так положено, потому что внук, единственный наследник. Ведь Иво никого после себя не оставил, Женя тоже не стремился к семье и детям, погружённый в свои компьютеры. Выходило, что и остался-то только Яша. А он был копией отца и совершенно не устраивал дедушек.

– Пап, что бы они там не говорили, мне правда нравится Алек. Он ведь мне вроде папы теперь, да? Он добрее, чем папа был. И больше уделяет мне внимания. Хотя иногда он такой. ну. как будто не знает, что делать. Или как делать, – мальчик уже переключился на другие мысли, потому что больше не хотел думать про дедушек, потому что от этого хотелось плакать. Яше было очень обидно.

– Он неопытный. Он занимался младшими братьями, но и сам был ребенком. Поэтому иногда он не знает, как реагировать, – мужчина потрепал мальчика по волосам и улыбнулся ему. Яша положил бобра под голову, чтоб не касаться стекла, и прикрыл глаза.

– Устал?

– Нет, – мальчик тихонько вздохнул. – Папуль, я не хочу, чтоб ты с дедушками ругался.

– Я тоже не хочу, Яш. Но так получается. Они иногда думают, что я всё ещё маленький и несмышленый, что они лучше знают, как мне будет хорошо.

Мальчишка понимающе кивнул.

***

А юноша и правду решил устроить себе расслабляющий вечер. Зная, что альфы останутся, скорее всего, до утра в гостях, нарезал себе закусок, необычно накрасился, чтоб поднять себе настроение, и открыл бутылочку красного полусладкого, привезённую из Италии для какого-нибудь особого случая. Алек посчитал, что сейчас как раз и был тот самый особый случай, потому что настроение у него было чертовски поганым.

Но уже на середине бокала (в который, к слову, упаковалась целиком вся бутылка, потому что налил Алек до краёв) напала жуткая хандра. Паренёк скучал по родным видам, по городу, по семье. Удивительно, но даже по родителям, которые в последнюю неделю перед отъездом сначала устроили истерику, а потом и вовсе устроили почти бойкот юноше, не желая с ним общаться. Только старший брат и дедушка каждый день писали и звонили, чтобы узнать, как младший чувствует себя на новом месте. А чувствовал себя неуютно. Не мог нормально говорить на чужом языке, не понимал окружающих. Семья Вислава его не приняла, а общаться с чужим ребенком оказалось куда сложнее, чем с братьями, на которых и прикрикнуть можно было, и подзатыльник отвесить, если взбесят. К Яше он относился особенно трепетно и где-то даже попустительски, не чувствуя, что имеет право быть строже или жёстче. Поэтому по любой проблеме приходил к Виславу и просил помочь или подсказать.

Да и вообще жизнь как-то не складывалась совершенно. Поляк в нём души не чаял, это чувствовалось. Постоянно обнимал, целовал, после работы приносил иногда цветочки или сладкое. Старался окружить парня заботой и помочь прижиться в незнакомом месте. Но юноша всё равно не мог расслабиться и почувствовать себя хозяином, а не гостем. Иной раз хотел спросить разрешения залезть в холодильник, хотя прекрасно знал, что, разумеется, можно.

Единственное место, где мог расслабиться – личная «мастерская», переделанная из кладовки. Больше всего Алеку в ней нравился открытый стеллаж до потолка и окно во всю небольшую стену. У окна широкий стол, на который помещалась и швейная машинка, и куча сундучков с мелкой фурнитурой. Под столом тумбочка. Вот здесь можно было пропадать часами, пытаясь освоить новый вид стежков или воюя с тканью. Всю верхнюю полку стеллажа уже заняли неказистые, странного вида игрушки, которые паренёк с особым воодушевлением шил на радость себе и Яше. Вислав видел, что они очень далеки от идеала, но не критиковал, понимая, что паренёк и так всю жизнь слышал только упрёки в свою сторону из-за своего занятия. Наоборот, старался отмечать действительно хорошие вещи и делать осторожные замечания.

Но сейчас и тут не хотелось сидеть. Пощёлкав кнопку настольной лампы и посмотрев на своё грустное отражение в темнеющем окне, Алек достал из ящика наушники и подключил их к телефону. Хотелось отвлечься, но разомлевший от алкоголя мозг отказывался на чём-то концентрироваться и всё время уплывал в сторонние размышления. Приходилось отматывать видео назад, чтобы понять, что происходило последние пару минут.

В итоге Алек снял наушники и стал нарезать круги по кухне, потихоньку жуя наструганную колбасу и сыр. Пить расхотелось окончательно, и бокал был забыт на подоконнике: выливать было жалко, вино стоило не малых денег.

– А могло всё быть по-другому, – он скрутил сыр с колбасой в рулетик и запихнул целиком в рот. Запрыгнув на столешницу рядом с раковиной привычно представил, что сидит на интервью у какого-нибудь известного журналиста. Интересно было так иногда прогонять вслух все накопившиеся мысли. – Если б отец тогда не стал меня продавать в этот брак с Иво, я бы сейчас совсем другой жизнью жил, – парень усмехнулся. – Ведь с тех пор прошло-то всего полгода. Или меньше даже? Не буду сейчас считать, не важно. Прошло полгода, а будто уже пару лет это всё длится, – парень пожал плечами, смотря на кухонный стул и пытаясь представить там человека. – С Иво я не был счастлив. С Виславом, похоже, тоже не буду. А может и буду. Не знаю, мне иногда кажется, что я его люблю, но, когда думаю о том, что всю жизнь буду жить с его семьёй, мне становится жутко. Он взрослый слишком для меня. А может я и просто накручиваю себя, не знаю. Иногда пытаюсь себе представить, с кем бы мог быть счастлив, но не могу. И один быть тоже не хочу. Одному быть страшно, – парень помолчал, кусая губу, а после вздрогнул. – Могу я думать, что люблю его, потому что мне страшно, что я могу остаться один? – парень обнял себя руками, словно пытаясь защитить от этих всех мыслей. – Может, поехать на недельку к дедушке? Посмотреть, как буду себя чувствовать, подумать, – парень спрыгнул со столешницы и прошёлся до окна. Даже сейчас, когда в вечернем сумраке то тут, то там загорались окошки невысоких многоквартирных домов, было видно, что Польша очень отличается от родной Италии. Всё здесь было по-другому, и это жутко угнетало. Казалось, Алек не только не принёс с собой частичку этого южного тепла и солнца, а ещё и растерял всё, что в нём было.