Я почему-то верю в сглаз. Такой атеист проклятый, а в дурной глаз верю и всегда боюсь его.
А свадьба, между тем, продолжала петь и плясать. Демонстрировался ритуал американского свадебного обычая. Кэрен сидит в центре зала, откинувшись на спинку стула. Она снова в круглой белой шляпке с широкими полями, вуаль, на руках — натянутые до локтей белые перчатки, передок платья задран, оголяя ноги в белых доверху чулках. На одной ноге, значительно выше колена, — затейливо задрапированная по краям широкая резиновая подвязка.
Барыня-бояриня. Даешь красивую жизнь.
Сашок эту резинку будет сейчас снимать. Вся свадьба в возбужденном любопытстве и ажиотаже сбилась вокруг них. Остроты, улюлюканье, смех, крики.
Сашок амикошонствует, играет рыцаря-пошляка, поднаторенного в искусстве любви, денди, раба и хозяина одновременно. Примеривается, прилаживается. Наконец, вонзается в подвязку зубами. Свадьба в предельном восторге.
В это время откуда не возьмись — Кирилл. Вцепился мне в локоть.
— Я должен тебе что-то сказать!
— Скажешь потом.
Сашок, стоя на одном колене, держа подвязку зубами, тянет ее книзу. Кирилл тянет меня к выходу. Я вырываюсь.
— Ты должен выслушать! Я не могу ждать!
— Не жди!
Я был уверен, что ничего существенного у него нет — очередной бредовый выплеск против Хромополка.
— Оторвись на минутку. Я должен… Мне надо…
Снова тянет меня за руку.
— Отстань! Потом! — зарычал я, не скрывая злости.
Он отстал.
А Сашок уже успешно проволок подвязку вдоль сложного ландшафта ноги своей возлюбленной, поднял ее на вытянутой руке с торжеством умельца и победителя и, не оглядываясь, забросил назад, в стайку молодых визжащих ребят-болельщиков. Кто поймает — тому следующему устраивать свадьбу. Ритуал сохранения традиции и дружества. Вещая примета. Счастливый жребий судьбы.
Подвязка-жребий досталась нашему Мишке. Он тоже покружился, держа ее в руке над головой, потом, не долго раздумывая, натянул ее себе на лоб, строя дурашливые рожи на потеху зрителей.
Кому же быть его невестой?
А это должно решиться в следующем ритуальном действе, которое тоже свалилось на всех нас с немалой долей неожиданности и сюрприза.
Пока Мишка, дурачась и паясничая, демонстрировал свой жребий, приняв на себя все внимание свадьбы, молодожены успели очутиться на балконе, встроенном в стенку таким образом, что одна его половина глядела внутрь зала, а другая — вовне, во двор и парк. Сашок стоял, нагруженный кучей цветов, которую он, едва справляясь, держал, обхватив двумя руками на груди и животе, а Кэрен, стоя рядом и размахивая небольшим букетиком, приглядывалась, в кого бы из девчат, столпившихся вокруг Мишки, его бросить. Кому достанется букетик, та и будет невестой поймавшего подвязку.
Букет угодил в одну из сестер Кэрен — О нет!… Двойного родства нам не надо! Фортуне тоже не мешало бы знать меру.
После этого Сашок и Кэрен перешли на внешнюю сторону балкона, и все население зала шумной толпой двинулось к дверям, на открытую площадку. И тут же на всех полетели сверху цветы. Они были розовыми и тряпочными, что немедленно покоробило меня. Однако не надолго.
Я вскоре узнал — почему тряпочные.
Когда молодые спустились вниз и сквозь длинный коридор людей направились к выросшему вдруг по щучьему велению белому длинному лимузину, в них посыпались горсти мелкого зерна. Пшена, должно быть.
— Откуда? Откуда пшено?
— А ты разверни цветы.
В самом деле, каждый лепесток — мешочек, наполненный зерном, который очень легко и удобно открывался.
Под дождем зерна — на счастье, в знак доброго потомства и семейного плодородия — они прошли к лимузину с открытой крышей и, стоя в нем, счастливые и восторженные, медленно отчалили, как на большом белокрылом лайнере.
— Куда они поехали?
— В отель.
У них будет яркая романтическая медовая ночь в одном из богатейших отелей города.
Этот эффектный финальный ход лимузином и для меня был полнейшей неожиданностью. Не знаю, знала ли о нем Нинуля.
Вот и все.
Вся свадьба глядела им вслед, провожая добрым взглядом, напутственной шуткой, восторгом, червоточинкой тоски и ностальгии. Молчанием.
Только они отчалили — наступил обычный в таких случаях спад. Как после шумного напряженного спектакля. Занавес опущен, шкатулка захлопнулась, аплодисменты смолкли.
Пауза, выдох.
Выдох перед тем, как новая порция воздуха заполнит легкие, новые мысли, эмоции, впечатления наполнятся словом, жаждой говорить, оценивать, судить-рядить.