Если бы кто-то посмотрел на мужчину со стороны, то подумал бы, что он сошел с ума. Клятвы в вечной любви перемежались с мольбой о прощении и слезы, слезы, слезы. Их было так много, что, казалось, они зальют всю палату и затопят помещение больницы. Он с такой силой бил себя в грудь и по голове, что не верилось, что этот человек еще не нанес себе серьезной травмы. Куда только делся хладнокровный мужчина, в маске которого Игнат прожил большую часть жизни? Женщина не осталась в долгу. После такого бурного выражения чувств Игната, она уже не могла держать в себе страшную тайну, которая ее отравляла все смутное время (а иначе и не назовешь) с момента страшного гудка надвигающегося поезда до петли, из которой ее вынул ненавиcтный любимый. Анaстасия призналась, что в то роковое утро, перевернувшее всю ее жизнь, она подготовила яд, который по чистой случайности Игнат не принял.
Узнав об этом мужчина выскочил в коридор. Ему казалось, что вернулось то злосчастное время, что ему действительно плохо. Что-то сдавило тисками горло! Неужели яд сейчас начал действовать? Фантомное ощущение удушения? Ему было настолько плохо, что, хватая воздух, он с трудом добежал до поста дежурной медсестры и чуть не свалился в обморок прямо ей на руки. — Что с вами? — испуганная дежурная подбежала к Игнату. Внезапно наступило облегчение, ему стало лучше.
— Ничего пройдет, извините, приснился какой-то кошмар! Он медленно нехотя вернулся в палату к Анастасии. — Так ты меня хотела…? — Да, я… — слова застряли где-то на подходе. Настя испуганно смотрела на своего мужчину.
— Понимаешь, мне стало плохо, словно я только что принял яд! Невероятно! — Игната трясло, как осиновый лист.
— Слушай милый, — давай зачеркнем прошлое, я тебя прощаю, ты тоже много страдал, я вижу, что в тот день и ты мысленно падал под поезд. Не мучайся. Я ничего не помню. Сразу потеряла сознание. А без ступни можно жить, вот живу ведь.
Анастасия пронзительно, словно обожгла кислотой, посмотрела на Игната. Ему опять стало плохо. Потом он сорвал одеяло и стал целовать исступленно культю изувеченной ноги женщины. Он не успокоился, пока не заснул, стоя на коленях перед кроватью и обняв больную ногу возлюбленной, как самое драгоценное сокровище на свете. Насте показалась, что у нее опять нога отросла, стала нормальной. Ведь отсутствующее продолжение ноги в заботе человека, который ее теперь никогда не оставит до гробовой доски. Уверенность крепла и перешла в какое-то удивительное ощущения в котором переплелись счастье и страдание, любовь и ненависть, мука и наслаждение. И еще с ней была ее боль. Боль пальцев, которых давно уже нет, фантомная. Но это впрочем ему и не надо знать. "Все рассказала, теперь, словно груз с плеч свалился, мы квиты. Мы опять чисты".
Настя и заснула с этой мыслью, на душе наступило просветление. Сумерки, долго державшие ее, стали рассеиваться, на горизонте забрезжил рассвет надежды на что-то лучшее. А многое она не просит. Хоть немножко простого человеческого счастья.
В жизни каждого человека бывают моменты, когда кажется, что уже невозможно вдохнуть от душевной боли раздирающей пополам. А потом приходит тишина. Человек, измученный стрессом, расслабляется, словно опускается в какой-то сосуд с успокоительной жидкостью. Сердце начинает стучать ровно, пытаясь внушить своим спокойным ритмом уверенность страдальцу и это у него часто получается. Оно ведь у нас великий актер.
Игнат вскоре очнулся из небытия, он поднялся с затекших колен, аккуратно накрыл одеялом любимую и решил признаться в том, что разрывало его душу, или сейчас или никогда, она должна знать! Он долго смотрел на тихо дышащую во cне женщину, которой принес в жизни столько страданий, наконец, решился.
— Пусть она спит, пусть сквозь дрему воспринимает мои слова. Наяву я ей не за чтобы бы не признался, может быть когда-нибудь, но не сейчас… Настя, — голос Игната дрогнул, я ведь не Игнат, я — Максим. — Максим ведь не погиб тогда. Он выжил, сделал пластическую операцию. Я думал, что если Он умрет, умрет и его любовь к тебе. Но я не смог, не смог отказаться. Тогда, в склепе, это был я, воспользовался тобой, твое тело, каким желанным оно всегда было! Я тогда твердо решил не возвращаться. Но приполз к тебе, как побитая собака. Я ненавидел себя за обман, ненавидел за то горе, что причинил, но открыться не мог. Тогда на кону стояли наши жизни, впрочем, нам всегда грозила опасность. А ты смогла полюбить меня снова! Уже, как Игната. Я не верил этому счастью. Не верил до конца и одновременно умирал от ревности, как легко ты забыла Максима, не плакала, не убивалась! Это сводило с ума! Потом Сильвия, Берт, то кем ты стала! Ты падала с того пьедестала, на который я сам тебя и возвел. Теперь только я вижу, что ты не переставала любить, не переставала хранить память обо мне. Ведь в Игнате, ты видела черты покойного Максима, даже не представляя, кто я есть на самом деле. Прости меня, если сможешь! — тихо заплакал Игнат-Максим. Внезапно, тело Насти изогнулось. Она стала дико кашлять, содрогаясь от спазмов, сдавивших грудную клетку. — Макси — им, — прохрипела она, хватая воздух руками.