— Эта его экономка, Люсиль, не прочь была бы выйти за него, — желчно вставила Розалин. — Но, — добавила она, — должна сказать, у нее ни малейшего шанса.
— Куда уж ей, раз ты тут, дорогая, — прошептала Электра на ухо старшей дочери.
Когда они остановились перед главным входом в Фартинг-Холл, Фредерика уклонилась от того, чтобы нести вещи сестры. Она вытащила из машины чемодан матери и бросила Розалин:
— Надеюсь, ты будешь добра к Люсиль, пока живешь здесь. Она, знаешь ли, не простая экономка… а если уж хочешь знать мое мнение, она была бы отличной хозяйкой Фартинг-Холла.
Красивые губки Розалин презрительно изогнулись, а голубые, как китайский фарфор, глаза холодно блеснули.
— Но это твое мнение, не так ли, милая? А насколько я знаю, Хамфри так не думает. У него другие планы, уж поверь мне.
Фредерика посмотрела на сестру вопросительно.
— Уж не имеешь ли ты в виду себя? — спросила она.
Розалин небрежно передернула точеным плечиком и ответила, стараясь не глядеть на Фредерику.
— А почему бы и нет?! — сказала она с таким видом, будто это было нечто само собой разумеющееся. — Твоя сестренка пользуется известной популярностью в этих краях.
— А ты его любишь? — спросила Фредерика, не совсем понимая, почему ответ на этот вопрос так важен для нее.
Розалин улыбнулась, словно эти слова позабавили ее.
— Какое это имеет значение, — ответила она вопросом на вопрос. — Разве это обязательно, если я собираюсь за него замуж?
— Так принято, — коротко возразила Фредерика. — Если мистер Лестроуд собирается жениться на тебе, а ты его не любишь, ты просто обязана. отказать ему.
— Мы все еще думаем об этой Люсиль? — бросила Розалин насмешливым тоном. — Но у нее было достаточно возможностей выйти за него замуж, разве не так? Столько лет, а все ее крючки и ловушки, как говорят в народе, впустую. Сначала она его секретарша, а теперь экономка. И уже не такая молодая, насколько я понимаю. Как знать, может, она и согласилась на второстепенную роль в его жизни, но время придет, и я с этим разберусь!
— Так ты и в самом деле думаешь выйти за него. — Фредерика закусила губу, а в это время сверху их позвала мать. — Это, по-моему, некрасиво по отношению к Люсиль… и непорядочно.
Розалин проскользнула мимо сестры в открытую дверь и шепнула ей на ухо:
— Ничего нельзя назвать непорядочным, пока это не доказано; непойманный не вор… К тому же я на мелочи не размениваюсь… когда на кон поставлен такой дом!
Не ведая о том, что ее только что обсуждали, Люсиль провела сестер в дом и проверила, чтобы у них было все необходимое. Она потратила немало сил и времени на приготовление им комнат. Фредерика, которая помогала ей повесить шторы и отполировать кое-что из мебели, полагала, что ее родные едва ли заслуживают таких усилий со стороны экономки, и потому она не была удивлена, когда ее мать, внимательно изучив каждую деталь обстановки и отметив, что у них с Розалин роскошная ванная комната, тут же добавила:
— Конечно, по пропорциям эти комнаты просто великолепны, но что касается мебели, то я такую бы не выбрала! — Она, вероятно, угадала, что вощеный ситец выбирала Люсиль, так же как и цвет ковров, а потому ее замечания были особенно резкими. — Лично я полагаю, что синий действует подавляюще в спальне, а такие большие окна требуют очень эффектных штор, чтобы усилить их красоту.
— Вообще-то первоначально окна не были такие большие. — Люсиль не могла преодолеть искушение проявить осведомленность, но сказала это сдержанно и с некоторым сожалением. — Мистер Лестроуд решил увеличить их, но мне кажется, эти нововведения нарушают елизаветинский стиль.
— Ах, это меня не беспокоит, — ответила Электра и, увидев на столике в своей комнате букет роз, которые с любовью собрала Люсиль, склонилась над ними и глубоко вдохнула нежный аромат. На какое-то время критический дух оставил ее. Она с улыбкой взглянула на Люсиль и заявила, что больше всего любит именно такие темные лилово-красные розы, которые в наши дни уже мало где можно встретить. — Но надо признать, что мистер Лестроуд хозяин этого дома и вправе делать, что считает нужным, — добавила она, желая произвести приятное впечатление на экономку.
Бледное лицо Люсиль слегка порозовело, и она тут же забыла о своих огорчениях. Она направилась к двери и, уже выходя, проговорила тихим голосом:
— Если вам еще что-нибудь понадобится, дайте мне знать. У нас пока что многого не хватает, но есть все самое необходимое. — И она спустилась в свои кухонные владения, все еще розовая от волнения.
Фредерика присоединилась к ней, как только убедилась, что мать и сестра устроены. Она прекрасно понимала, что Люсиль несколько выбита из колеи, и хотела успокоить ее.
— Твоя мать очень привлекательна и очень молодо выглядит, — сообщила ей Люсиль. — Но надеюсь, она здесь ненадолго, а то я совсем не знаю, как себя с ней вести.
Фредерика поспешила успокоить ее, сказав, что мало кто прислушивается к тому, что говорит ее мать. Поскольку, во-первых, она и сама не знает, что говорит, а во-вторых, свои мнения она меняет словно флюгер.
— А, кроме того, она очень взволнована оттого, что приехала сюда, — пыталась оправдать ее Фредерика. — У нее прямо-таки все в голове смешалось.
Люсиль, которая хлопотала на кухне, готовя ленч, вдруг остановилась и внимательно посмотрела на нее.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросила она. — Зная свою мать и свою сестру, ты действительно думаешь, что здесь все дело в волнении и они так агрессивны только из-за этого?
— Агрессивны? Что ты хочешь этим сказать? — спросила Фредерика, покусывая корень сельдерея.
Люсиль посмотрела на нее чуть не с сожалением.
— Ты сама такая милая, — проговорила она, — и совсем не похожа на свою родню. Но ты будто не хочешь ничего видеть. Розалин ведет себя как в завоеванной крепости, словно уже обосновалась здесь, и твоя мать знает об этом. Вчера вечером мистер Лестроуд сообщил мне по секрету, что в ближайшее время женится. Тут и ребенок догадается, что дама его сердца — это мисс Розалин Уэллс!
Фредерика непонимающе уставилась на нее.
— А ты? — спросила наконец она. — Что… что ты обо всем этом думаешь?
Экономка посмотрела на нее с еще большим изумлением.
— А что я должна об этом думать? — вопросом на вопрос ответила она. — Не думаешь же ты, что я в ужасе оттого, что могу лишиться работы?
— Но… но разве для тебя речь только о работе?
Люсиль улыбнулась и сунула Фредерике второй корень сельдерея.
— На, пожуй еще, — посоветовала она. — Он помогает от массы болезней, особенно от ревматизма. Но ты сейчас маешься не ревматизмом, у тебя в голове все перепуталось. Ты вбила себе в голову, будто я влюблена в Хамфри и надеюсь, что в один прекрасный день он заметит меня и женится на мне! Так, что ли? Но только дело-то в том, что я вовсе не влюблена в него, хотя, верно, я восхищаюсь им… и мне было бы страшно обидно, если бы он испортил себе жизнь, женившись на твоей сестре!
Фредерика недоверчиво смотрела на нее.
— Но я была совершенно уверена… — начала она.
— Я знаю. — Люсиль решительно принялась за блюдо с салатом. — Но я не хотела разубеждать тебя, потому что лично мне это безразлично — пока сюда не явились твоя матушка и сестрица. Хамфри знает, что, если мне придется уйти отсюда, я смогу работать с детьми и что я остаюсь здесь до его женитьбы. Я всегда боялась, что до этого не дожить, а тут он вдруг наконец взял и решил. Прекрасная Розалин действовала быстро и без особых тонкостей, но что правда, то правда, ей удалось взять его на абордаж!
Фредерика не отрывала взгляда от блюда салата, с кружками и колечками огурцов, помидоров, зелени и лука, которые ловко нарезала Люсиль, словно растворяясь в своем произведении искусства. Впервые в жизни ей стало по-настоящему страшно. Она почувствовала, что надвигающаяся беда угрожает сокрушить ее собственную жизнь и что уже ничто и никогда не станет на свои места после того, как все перевернулось вверх тормашками. Яркость жизни вдруг поблекла, будто ее корова языком слизнула, и осталась одна пустота… невыразимое ощущение полной потерянности. Фредерика выплюнула недожеванный сельдерей в мусорное ведро. На глаза ей попалось холодное мясо, выложенное на кухонном столе, и еще картофельный салат, салат из зелени, фруктовый салат, который следовало подать с мороженым. На подносе для кофе также стояло все необходимое — оставалось только отнести их в столовую; и мысль о том, что все эти разносолы предназначались для ее матери и сестры и, конечно, для Роберта Ролинсона, которого она еще и в глаза не видела, наполнила ее таким отчаянием, что от вида всего этого изобилия ее чуть не вырвало. В довершение всего ее пронзило острое чувство стыда за своих близких и дорогих людей, погрязших в собственной вульгарности только потому, что они лишились всего, к чему привыкли.