Этот вопрос для Тоотса так важен, что он хочет разрешить его немедленно.
– Смотри, Тээле, – шепчет он жене, – там сидит Арно.
– Уже видела, – отвечает Тээле, улыбаясь в сторону Тали. Странным образом Тали в этот миг поднимает глаза и тоже улыбается в ответ бывшей соученице. Взгляд молодого человека так безмятежен и радостен, что к сердцу Тоотса приливает волна тепла. Нет, благодарение Богу, Тали ничуть не завидует. Кто завидует, не способен так смотреть и так улыбаться. Но глядите, глядите-ка, этот вечный злопыхатель, что сидит неподалеку, этот Йорх Каабриель Колумбус Хризостомус Кийр – глядите-ка, он вот-вот лопнет от зависти. Чудо, что он еще целехонек.
Но Тоотс не может дальше отдаваться течению своих мыслей, – все сидящие за столом поднимаются по примеру пастора с мест, чтобы помолиться. Духовный муж благословляет трапезу, желает молодой паре всю жизнь садиться за стол в таком же согласии и любви, как сейчас, чтобы их каждодневным гостем мог стать тот, кто однажды сказал…
Затем все вновь садятся на свои места; те, кто посмелее, наливают в рюмки вино и накладывают на тарелки закуску; более робкие и здесь тоже медлят, понуждая друг друга уже знакомым нам «нуканьем». И все-таки вначале тихое, словно бы осмотрительное позвякиванье ножей и вилок постепенно становится все громче, завязывается разговор, и на волю выпускается та или иная невинная шутка. Кистер что-то шепчет пастору на ухо, после чего берет свою рюмку, встает и произносит в связи со знаменательным событием такую доброжелательную речь, какой уже давненько не слыхивали ни в ближних краях, ни в дальних. В конце ее он провозглашает в честь молодой пары здравицу и сам запевает, подавая присутствующим головою знак, чтобы они тоже поднялись и помогли петь. Тысячу раз многие лета молодой паре! И еще раз многие лета!
Лицо Тоотса становится огненно красным, он знает, что немедленно должен что-то предпринять, что-то произнести, но что именно – этого он не в состоянии выжать из своей пылающей головы. Вино, которое Тоотс пьет во здравие самого себя и своей молодой супруги, попадает ему в дыхательное горло, он закашливается, кажется, вот-вот вовсе задохнется. При этом перед его выкатившимися глазами пляшут разом не один, а два Киппеля. Неудивительно, что две старые тетушки, приехавшие откуда-то из Вирпли, сдвигают головы и шепчут друг другу на ухо: – «Нет, это не к добру!» – «Да, это наверняка не к добру, дорогая Кай!» Неудивительно, что Хейнрих Георг Аадниель Кийр, громко сопя, с гримасой превосходства меряет своего школьного приятеля взглядом: «Поделом, поделом! Вот был бы номер, если бы ты сейчас протянул ноги!»
Однако Тээле замечает ядовитый взгляд Кийра и спешит на помощь мужу. – «Мы благодарим, мы благодарим!» – поет она ясным, твердым голосом, под конец и Тоотс тоже начинает невнятно ей подпевать, все еще откашливаясь и выкатывая глаза. Закончив петь, он бросает косой взгляд на Кийра, будучи почти уверенным, что дорогой школьный друг в тот торжественный момент просто-напросто его «сглазил», да чего там – портной именно затем и притащился на хутор Рая! Не зря же его, Тоотса, сердце все время предчувствовало недоброе. Что помешает теперь рыжеголовому кудахтать в деревне, мол, глядите, Тоотс до того скапустился, что за свадебным столом и слова не мог вымолвить. Черт подери! И это при том, что вообще-то он, Тоотс, говорун и оратор ничуть не хуже всех прочих. Но поди теперь, ухвати – теперь он, Тоотс, свою порцию получил, и самое главное – порция эта останется при нем на всю жизнь!
Тем временем застолье заметно оживляется, гости чокаются, пьют, отпускают шуточки и даже довольно непринужденно смеются. На лице кистера проступают красные пятна, – Тоотс помнит, что точно так же выглядел старый господин и прошедшим летом, когда, принимая у себя гостей, выпил несколько рюмок вина. Один из «лесовиков» роется в своих многочисленных карманах, но не найдя, как видно, искомого предмета, проводит ладонями по голенищам сапог – не все ли равно обо что ты «их» вытрешь.
Предприниматель Киппель, многозначительно взглянув на румяное лицо вдовушки, стучит ножом по краю своей тарелки, поднимается с места и произносит:
– Уважаемые присутствующие! Уважаемый господин пастор, уважаемый господин кистер, уважаемые дамы, барышни и господа! Как отметил господин пастор еще в церкви, основываясь на священном писании, как он уже и тут еще раз подчеркнул, как сообщил нам также и достопочтенный господин кистер, сегодняшний день в жизни нашего друга, господина Тоотса, всеконечно, день исключительно важный. Позвольте заметить, мои дамы и господа – такого дня в его жизни еще никогда не было и уже никогда не будет. Я должен сказать… я наблюдал людскую жизнь с разных сторон – и с той, и с этой, сам долгое время состоял на службе в больших торговых заведениях, в таких заведениях, подобных которым сейчас уже нет ни в одной из наших трех губерний. И если я еще и теперь смотрю на жизнь нашего друга Тоотса и его молодой супруги и с той, и с этой стороны, то… Нет, ну, всеконечно, теперь и они тоже образовали вдвоем некое деловое товарищество, неважно, что оно кое в чем отличается от объединения, которое создал покойный Носов в Саратове вкупе со Шмидтом и Рейнеке.
Из «уголка школьных друзей» раздается сдавленный смешок, но предприниматель в ответ лишь хмурит брови и смело продолжает свою речь. Все время пока он говорит, кончик полы его пиджака елозит в тарелке с супом, можно подумать, будто эта часть одежды хочет запечатлеть в письменном виде всё то, что болтает ее хозяин. Однако этого не замечает даже румянощекая вдовушка, она смотрит в рот разговорчивому кавалеру и ловит на лету каждое его слово.
– Действительно, – продолжает Киппель, – что же такое супружеская жизнь, если не объединение на деловой основе? Два лица становятся компаньонами и чистую прибыль делят поровну. И если у них имеется взаимное доверие – что для дельцов самое главное – и если они работают без дефицита, тогда дело в порядке. Das Geschaft bluht, как говорят немцы. [23] Но всеконечно, если начинают друг в друге сомневаться, как произошло, к примеру, с сыновьями покойного Носова, если начинают… ну… скажем… гоняться за чересчур большими дивидендами, то от этого, всеконечно, страдает основной капитал. Вместе с тем уменьшается и торговый оборот, иными словами Umsatz, и предприятие теряет свою добрую славу. А если все так же идет и дальше, то гешефт и вовсе чахнет, тогда выход только один – ликвидация. Но при таком обороте дела – я имею в виду ликвидацию – у компаньонов, как правило, остается ровно столько средств, что они в состоянии купить себе разве что зубочистку и понюшку нюхательного табака. Тогда они вместо обеда могут ковырять у себя в зубах зубочисткой и втягивать в ноздри табак. Так обстоит дело, так, моя высокочтимая молодая пара, высокочтимые дамы и высокочтимые господа. Именно так. Всеконечно! И я вам, молодые супруги, горячо и от всего сердца желаю, прежде всего, взаимного доверия, чтобы основанное сегодня вами предприятие процветало и расширялось. Засим остаюсь почитающий вас – Ваш И. Киппель, alias Вийлиас Воокс. Многие лета!..