– Вышвырните его вон! – кричит бледная от возмущения Тээле и встает с места. – Вышвырните же его, наконец, вон!
В это самое время арендатор вытягивает свою длиннющую ногу, нащупывает ею под столом тоненькие «тросточки» Кийра, захватывает их, словно крюком, своей стопой и производит рывок. Оратор поначалу валится на край стула, затем с грохотом сползает еще ниже, и не может остановиться, пока не оказывается под столом. Собаки, которые все еще грызутся из-за кости, с визгом кидаются в другую комнату. Досточтимый пастор делает попытку придти на выручку своему злополучному соседу по столу, но движения трясущихся рук старого господина неточны, и помощь сводится к тому, что полная тарелка горячего супа проливается на голову упавшего под стол. Теперь уже визжат не только раяские собаки, но и сам Хейнрих Георг Аадниель Кийр, причем достаточно жалобно. Через некоторое время портной, протиснувшись между стульями Лесты и Тали, вылезает на дневной свет с другого конца свадебного стола, на обваренном лице рыжеголового какое-то баранье выражение. Однако сидящие за столом не успевают толком разглядеть портного, – он хватает с вешалки какую-то шубу и шапку и выбегает за двери.
– Вот дьявол, утянул мой тулуп и мою шапку, – кричит Аугуст с хутора Ухмарду, кидаясь следом за беглецом. Арендатор поглаживает свои обвисшие усы, подмигивает Тоотсу и опоражнивает разом одну за другой две рюмки вина. – Не учи старого нищего хромать!
Гости проводят за свадебным столом еще немало времени. Однако своей высшей точки праздничное настроение достигает лишь после того, как уходит домой пастор, – все вздыхают с облегчением и уже не обстругивают свои фразы, будто палочку для набивки колбасы. Произносится еще несколько речей, находят свое выражение еще многочисленные пожелания, но так как в них нет ничего особо нового и вообще ничего особенного, то не стоит на них и задерживаться. Сквозь разговоры и смех до ушей Тоотса доносятся слова Киппеля, предназначенные румяной вдовушке: «Если судьба когда-нибудь нас соединит, будьте уверены, госпожа, я стану опекать ваш дом не хуже, чем, к примеру, две дюжины домовых первого сорта «а», даже мышонок и тот не сможет проскочить и нарушить ваш ночной покой. Эти самые ножи и вилки…» – И еще слышит Тоотс, как Лутс в конце трапезы говорит Алийде: «Нет, Лийде, теперь я стану наведываться в Паунвере так же часто, как хуторянин к кузнецу. И каждый раз, садясь в поезд, буду покупать два билета – чтобы поскорее добраться до цели. Будьте уверены, я даже и в вагоне не стану торчать на месте, а – ходить взад-вперед, тогда поступательное движение ускорится. На каждое письмо, которое я вам напишу, а я стану вам писать так же часто, как эстонские писатели получают гонорар от своих издателей, ну да – на каждое письмо я наклею семь марок, тогда оно дойдет так же быстро, как доходят ответы из наших правительственных канцелярий. Разумеется и вы тоже заходите меня проведать каждый раз, когда приедете в город – я бы с удовольствием познакомил вас с великим общественным деятелем, который однажды хотел получить от меня разрешение на постановку половины пьесы, потому что гонорар за пьесу целиком показался ему чересчур большим. Этот деятель пока что жив-здоров и проживет еще ровно столько, сколько вы пожелаете». Что отвечает на то Лийде, Тоотс не может расслышать из-за гула голосов, он лишь видит, что младшая сестра Тээле все же что-то отвечает.
XVII
В то время как Йоозеп Тоотс справлял свадебное торжество на хуторе Рая, в Юлесоо произошло нечто такое, отчего сердце молодого юлесооского хозяина на следующее утро, перед тем как свадьбе переместиться в дом жениха, наполняется страхом и ужасом. Как известно, в Юлесоо не оставалось ни одного «хранителя-домового», кроме старого Андреса и больного аптекаря, пребывающего в печи жилой риги, старая же хозяйка, батрак и прислуга вернулись в Рая домой лишь поздней ночью и, не заметив ничего особенного, сразу же легли спать.
Тем большим оказываются удивление и испуг обитателей хутора Юлесоо на следующее утро, когда они, обиходив скотину, заглядывают в чулан и кладовку. Первый горестный вопль исходит от батрака, который с кружкой в руках наведался в жилую ригу, чтобы нацедить пива для опохмелки. Уже в дверях батрак почувствовал, что под ногами чавкает какая-то жижа, когда же он подходит к пивной бочке, ему становится ясно, что эта жижа не что иное, как пиво, которое он сам помогал ставить к свадьбе молодого хозяина. Кран бочки открыт, сама она совершенно пуста – если постучать, гудит словно колокол.
– Черт побери! – кричит испуганный батрак, вбегая в дом, чтобы оповестить о случившемся хозяйку. – Идите сюда, гляньте, скажите, что это значит – кран у бочки открыт, пиво до капли вытекло! Идите, гляньте!
Но хозяйка и прислуга, которые как раз в это время выходят из кладовки, отвечают ему чуть ли не в один голос:
– Нет, лучше ты иди сюда да погляди, что в кладовке творится!
– Как так, – батрак пугается еще больше, – и в кладовке тоже?
А в кладовке и впрямь много чего натворено. Миски со студнем разбиты вдребезги, колбасы, запеченное и всякое иное мясо, посуда с молоком, кадушка для сливок, масло, винные бутылки – все вперемешку, как каша, на полу, свалено в одну кучу, венчает ее перевернутая вверх дном кадушка с салакой.
Все трое некоторое время, не произнося ни слова, разглядывают следы чьей-то разрушительной работы, наконец, хозяйка первой обретает дар речи; сожалеют, проклинают, всплескивают руками и, в конце концов, приходят к общему мнению: это подлое дело сотворил человек, а никак не кошка или собака; в то же время всем становится ясно, что они столкнулись не с воровством, а с непонятной и необъяснимой жаждой уничтожения.
Батрак приходит в себя прежде других и пытается найти объяснение случившемуся.
– Ведь в доме все же было два человека, – говорит он, – неужто они и впрямь ничего не видали и не слыхали?
После этих слов он возвращается в жилую ригу, чтобы расспросить лежащего в печке аптекаря.
– Мил-человек, – прокашлявшись, отвечает аптекарь, – об этом деле я ровным счетом ничего не знаю. Вроде бы что-то происходило… вроде бы кто-то тут ходил и хозяйничал… но кто это был, и что он делал – это мне абсолютно не известно. Я совершенно больной и не вылезал из печки со вчерашнего обеда. А в обед вчера отведал немного пива и поел со стариком в доме. Вот и всё.