Но через минуту, едва сбегав голышом в ванную, она уже снова смеялась, щекотала его, кусала, царапала…
Он спросил ее про заочника.
— Гад, — скривилась она. — Сутенер, хотел меня напрокат сдавать… запугивал и вообще… Не напоминай мне о нем, а то я матом крыть начну!
Игорь вдруг вспомнил слова заочника: «Хочешь ее — имей дело со мной» и понял, что тот действительно мог уступить ему Вику на ночь за деньги.
— Что же ты раньше не сказала? Я бы этому козлу…
— Сама виновата, — с потемневшими глазами проговорила она. — Когда дерьмо к тебе липнет, быстрей отряхиваться надо.
2
Прошел уже час полета, спутники Игоря дремали. За окошком впереди возникла бледноватая полоска зари, на фоне которой невидимый доселе горизонт проступил плавной линией пологих черных холмов. Полоска росла, ширилась; росли и казавшиеся поначалу совсем незначительными холмы.
— Не спится? — услышал Игорь.
Это спрашивал Энгельбах. Он проснулся и, набивая табаком свою трубку, уже несколько минут наблюдал за Игорем.
— Не спится, герр профессор, — признался Игорь.
— У меня есть снотворное. Дать?
— Спасибо, не надо. Где летим, не знаете?
Энгельбах глянул в сторону иллюминатора и чиркнул зажигалкой.
— Долина Ганга. Впереди Сивалик.
— Значит, через час будем в Катманду?
— Примерно так. А вам не терпится?
Прищуренный в усмешке взгляд его маленьких, сероватых и неожиданно зорких глаз из-под седых пучков бровей смутил Игоря.
— Да нет. Я просто так спросил.
— Просто так? Ну-ну…
Этот короткий и вроде бы совсем незначительный разговор не остался без последствий.
Игоря все-таки сморило, он уткнулся лбом прямо в стекло самолетного окошка. А когда внезапно очнулся, то увидел прямо перед собой, за крылом заходящего на посадку самолета, уже не холмы, а какую-то сине-черную, грозно надвигающуюся из облачной дымки и заслонившую весь горизонт стену. Она находилась еще неблизко, но была такой массивной, ее каменные складки так круто и мощно возносились вверх, что Игорь сразу ахнул в догадке: «Гималаи!»
Да, это были они, высочайшие на планете горы, обрывающиеся сюда, в долину, великой и страшной стеной.
А в безлюдном аэропорту Катманду была еще ночь. В высокой апрельской траве горели посадочные огни и оглушительно звенели цикады.
Прилетевших встретил у трапа сухощавый, сутуловатый мужчина лет пятидесяти в традиционном непальском костюме: узкие брюки, рубашка навыпуск, пиджак и шапочка-топи.
— Намастэ, Энгельбах-бадже[1], — сложив ладони лодочкой, поклонился он.
— Намастэ, Шарма-ба, — отвечал Энгельбах, привычно повторяя тот же жест.
Они обнялись и, похлопывая друг друга по плечам, оживленно заговорили на непали. Было видно, что они давно и хорошо знают друг друга. Но вот Энгельбах снова перешел на обычный, принятый в подобных экспедициях английский:
— Позвольте, Шарма-ба, представить вам нашу команду.
— Лучше потом, позже, — вскинул руку Шарма. — Прошу.
К трапу мягко подкатил микроавтобус «тойота».
— О вашем багаже позаботятся, — предупредительно сообщил Шарма, и через минуту они уже мчались в коридоре ночной листвы, мимо редких огней, мимо смутно поблескивающих в темноте рисовых полей, залитых водой, мимо редких темных хижин под соломенными и черепичными крышами.
— Мы едем в отель? — спросил Энгельбах.
— Нет, бадже. Если не возражаете, вы все остановитесь в моем доме, — ответил Шарма.
— В вашем доме?
— Да. В отеле вас обязательно узнают, Энгельбах-джи.
— Ну, вы преувеличиваете мою известность, — отмахнулся Энгельбах. — А потом, если даже узнают, что тут такого? Я провел здесь в общей сложности лет десять своей жизни, и у меня, конечно, наберется несколько десятков друзей и знакомых, но вы не хуже меня знаете, что все они вполне порядочные люди… Не слишком ли много предосторожностей, Шарма-ба?
— Я думаю, нет, Энгельбах-бадже.
Голос Шармы прозвучал с такой серьезностью, что все переглянулись и примолкли.
Особняк доктора Шармы, прятавшийся в цветущей мимозе, был старой постройки, из потемневшего кирпича, без украшений, но внутри оказался довольно вместительным. Для каждого гостя нашлась отдельная комната с диванчиком, кувшином для умываний и постелью на полу, под москитной сеткой. Двое молодых людей молча разнесли по комнатам багаж гостей и скрылись. Других домочадцев не было видно, дом спал. Доктор Шарма вполголоса предложил гостям завтрак, но все отказались, и было решено вначале доспать час-другой. Пока шло это совещание, Игорь через головы спутников успел разглядеть кабинет хозяина, набитый книгами, бронзовыми статуэтками, яркими обрядовыми масками, буддийскими картинами-танка[2] на шелку, и, заметив белый кнопочный телефонный аппарат на письменном столе, машинально взглянул на часы. Нет, звонить, конечно, было еще рано. Да и нужно ли звонить? Можно ли туда звонить? Как вообще такое могло прийти ему в голову?!
1
Бадже, ба — принятые в Непале формы уважительного обращения. —