— Злюка, — шептала она. — Ах, злюка… Собственник паршивый. Бай. Феодал. Басмач. Еще. Еще. Вот так. Да. Да! Да!!
В тот год в университет впервые пришла ламбада, певучая, заводная ламбада, и на некоторое время вытеснила даже брейк. Как только раздавались первые такты, вскакивали все: кто умел и не умел, хотел и не хотел, и в зале тут же вытягивалась танцующая «змейка», к которой прицеплялись все новые и новые «ламбадосы». Когда Игорь в рубашке без пуговиц и Вика, едва прикрытая маечкой и юбкой, заглянули в зал, «змейка» втягивала в себя непальцев. Нарайян с двумя сопровождающими уже ушел, оставшиеся по одному присоединялись к танцующим, и сразу выяснилось, что колебаться телами в такт с музыкой они умеют не хуже других.
Лишь одна из девушек так и не сдвинулась с места, хотя из «змейки» ей кричали:
— Камон, Дэвика! Давай пристраивайся, кончай стесняться! Ну, что же ты!
Но она в ответ только теребила в руках платочек и, качая головой, пятилась к стене.
Зато Вика блистала своими бедрами и смеющимися глазами, как никогда.
Ночь после дискотеки пролетела в комнате Игоря без сна.
— Значит, уезжаешь, Сабашников?
— Надо. Мне вообще-то давно пора туда.
— Копать?
— Обязательно. Поехали?
Было раннее утро, и первый косой, но уже горячий луч солнца перечеркнул угол кровати. Вика, по своему обыкновению голая, раскинулась поперек постели, положив голову на живот Игорю и прикрыв глаза.
— А где это? — спросила она сонно.
— Да там же, в Кок-Янгаке… Городище согдийской горной крепости. Весь мой материал, вся диссертация… Едем?
— Надолго?
— До конца сезона. А как закончим — в международную зовут.
— В международную? — Она приоткрыла глаза. — Куда?
— В Самарканд. Там по программе ЮНЕСКО сезонов на десять работы. Представляешь объем?
— Представляю, — вздохнула она. — А куда-нибудь подальше тебя не зовут?
— Подальше? Да сколько угодно! Можно в Хорезм поехать, там домусульманский дворцовый комплекс в песках. Или в Термез, на буддийский храм третьего века. Или в Нису, в Туркмении…
— А еще дальше?
— Это куда же? — недоумевал он. — В другие регионы? Вряд ли. Я же востоковед.
— А сменить специализацию нельзя?
— Ну что ты… Восток для меня — это все…
— Слушай, Сабашников…
— Что?
— Да нет, ничего… ладно.
Он рывком приподнялся, сел в постели и склонился над ней.
— Что? Ну что? Скажи, попроси. Что для тебя сделать? — Со всей нежностью, на которую был способен, он целовал, гладил, ласкал ее всю. — Даже не проси, намекни. Я что хочешь для тебя сделаю. Ты только скажи…
— Ладно, — улыбалась она под его ласками. — Я потом скажу. Подумаю и скажу.
— Замуж за меня пойдешь?
— Замуж?
— Пойдешь или нет?
— Надо подумать. — Она засмеялась и вскинула руки, чтобы защититься от его нападения. Но он не напал.
— Слушай, серьезно… — Он смотрел ей в глаза. — Давай решать, а? Здесь у меня и жить пока сможем…
— Я и так здесь живу. Меня дома неделями не видят, скоро родители с милицией придут по мою душу…
— Они у тебя что, такие суровые?
— Предки? Да обыкновенные совки. Отец — подполковник, тридцать лет в армии, мать — завуч в школе. И оба до самого последнего момента были секретарями парторганизаций, а мать даже членом бюро райкома. — Вика встала с постели и подошла к зеркалу. — Поэтому до сих пор ничего понять не могут.
Игорь не отрывал от нее глаз. Солнечный луч добрался до ее плеча, зажег высветленные прядки темно-каштановых волос, прошел по спине, теплой волной засиял на коже, тронул упругие, налитые ягодицы и длинные крепкие ноги с узкими легкими ступнями. Перед ним была молодая женщина в расцвете своей красоты и полном ее осознании.
— Ну, они, наверное, все-таки догадываются, что у их двадцатилетней дочери может быть какая-то своя жизнь…
— Да ты что! — усмехнулась Вика, разглядывая следы Игоревых засосов на шее и плечах. — Они и мысли не допускают, что их двадцатилетняя дочь не целка. Их дочь как была, так и должна оставаться в душе комсомолкой, общественницей и блюсти свою девичью честь. Она должна твердо верить, что весь нынешний бардак — ненадолго, что все восстановится, социализм победит окончательно и она обязательно станет достойным строителем светлого будущего. Поэтому сейчас она, по всем данным, должна сидеть у подруги и всю ночь готовиться к экзамену по философии.