Там и встретил свою Василису. Морозным ветреным днем. Красна девица в ярко-розовой осенней курточке загребала легкими кроссовками глубокий снег и в голос рыдала.
В первую секунду Николай испугался: сумасшедшая. На улице минус двадцать, а она в рваных джинсах. И горло всем ветрам подставила – какой там шарф, куртка – и та не застегнута! Но развернуться и убежать не успел – девчонка завопила:
– Дяденька, стойте!
Николай никогда не любил сомнительных приключений. Но разглядел: нос и щеки у девчонки побелели, совсем ведь замерзнет. Неохотно двинулся в ее сторону.
Заблудшая – к нему, кричит дурниной:
– Где тут выход?
Не удержался, хмыкнул. Из машины, что ли, выбросили? Но снега кругом по пояс, и тропка следов – только ее, петляющая.
Проложил лыжню прямо к ногам девчонки, спросил строго:
– Как ты сюда попала?
Хлюпнула:
– Топиться шла.
– Чего? – опешил.
– Да тут, говорили, река есть. Не замерзает.
Опять засмеялся.
Девушка обиделась:
– Я точно знаю: есть! И вода там почти горячая, потому что в ней выбросы!
– Есть, – согласился Николай. – Только глубина реки – от силы полметра.
– Мне что, сейчас идти поглубже искать? – окрысилась девчонка.
– Нет… нет, конечно, – смутился.
Снял варежку, протянул:
– Щеки и нос разотри.
– Не, – помотала головой. – Больно.
– Надо, – почувствовал себя всесильным. – Терпи.
Минут пять растирал сам, на девчачий писк не обращал внимания. Наконец отпустил. Странница буркнула:
– Лучше бы коньячку дал согреться!
– Не употребляю.
– Ты на машине, что ли?
– Нет, на автобусе.
– На автобусе – с лыжами? – продолжала допрос.
– А что? У меня есть чехол. И ехать всего четыре остановки.
– Тяжелый случай, – проговорила красавица. И потребовала: – Куртку снимай. А то совсем погибну.
– Ты ведь и собиралась, – напомнил он.
– А теперь передумала, – отрезала девушка. Протянула ему ледяную лапку. – Давай знакомиться. Василиса.
– Николай, – взял эту лапку обеими руками, постарался хоть немного согреть.
– Но-но! – вырвалась. Приказала: – Давай, Николай, лыжню прокладывай, а я за тобой.
– И куда мы идем?
– К тебе, куда ж еще? Чаю-то хоть нальешь?
Говорок у девицы не московский, не шибко грамотный. И глаза ушлые. Но Николай почему-то сразу уверился: ампула с клофелином в ее кармане не лежит. Не похожа была Василиса на хищницу. Просто бедняга, глупышка.
Когда добрались домой, немедленно отправил гостью в ванну. Напутствовал:
– Набери очень горячую, чтобы еле терпеть могла.
Сбегал к шифоньеру, принес два чистых полотенца.
– А одеться во что? Штаны промокли… – Василиса с любопытством вертела головой, и Николай – впервые в жизни – устыдился спартанской своей квартиры. Они с мамой оба не любили излишеств. Никаких хрусталей, подушечек, рюшей. Зубная паста «Мятная», мыло дегтярное.
– Сейчас халат принесу.
Махровое чудовище ему подарили на работе. Николай подарок даже не распечатал – смешно, он, что ли, Обломов какой?
Разодрал целлофан (руки слегка дрожали). Халатище оказался пятьдесят шестого размера. Николай представил, как будет вынимать из груды зеленого плюша крошечное тело Василисы, и в низ живота ударило горячей волной.
Ох, осторожнее надо.
Протянул девушке халат. Строго спросил:
– Зачем ты топиться решила?
– С работы поперли, – хлюпнула носом.
– Нашла проблему!
– С квартиры тоже… – взглянула почему-то опасливо.
– Не заплатила?
– Ну… типа того.
– А сама откуда?
– Славная станица Пачулки. Сто кэмэ от Кропоткина. – Вздохнула, прибавила: – С тоски подохнуть. Билет-то хоть купишь?
– Куда?
– Куда-куда! Обломалась я Москву покорять. Домой поеду.
И захлопнула перед его носом дверь ванной комнаты.
Николай прошел в гостиную. Мама укоризненно и строго смотрела с большой фотографии, вставленной в красивую рамку. Он отчего-то устыдился, снял портрет со стены, сунул в комод. Впервые в жизни подумал, что ворох шахматных журналов и занимательной математики на журнальном столе смотрится глупо. Но ничего убирать не стал. Его жизнь – его правила. Купить Василисе плацкартный билет – и пусть катится в свои Пачулки или как там их.
Но румяная, согревшаяся пичуга явно вознамерилась сломать его игру. Вышла – халат волочился по полу, словно плащ королевы, зевнула:
– Есть хочу – сил нет! – И скомандовала: – Муку давай мне, кефир – оладьи сделаю.
И Николай послушно пошел на кухню. Мама никогда не готовила оладий – ели только покупные, из кулинарии.