Георгий без оружия бежал за яростными запороящами. Они рубили и кололи, стреляли в упор и душили, и Георгий делал то же, что и они. У него снова была сабля и пика, а потом и пистолет. И сабля у него была красная от крови. И сам он весь был в крови, но в чужой.
Турки бежали из Топракова-города, и Канаан-паша камчой отрезвлял бегущих, останавливал их сразу за валом и строил в боевые порядки.
Казаки пробились к пушкам. Подкатывали под колеса бочонки с порохом, зажигали фитили.
Взрыв! Ствол пушки, со свистом рассекая воздух, летел, как деревянный чижик.
Одну огромную пушку покатили к крепости. На телегах, нахлестывая лошадей, везли к Азову захваченный порох. Бочонки несли на плечах, катили катом.
Турки пришли в себя, бросились спасать пушки.
Отступая, Георгий споткнулся о древко брошенного знамени. Поднял знамя, потащил. И оказалось, не зря старался. Это было знамя полка.
Через каких-то полчаса атаман Осип Петров обнял его и сам поднес чару водки.
— Великий у тебя день, казак. И бегал ты нынче, как заяц, и дрался, как лев. И знамя добыл. Слава тебе, казак! Всем слава! Устоим до ночи — тогда и до самого страшного суда устоим.
Турки лезли на стену, но Осип Петров уводил тысячу Дмитрия Гуни к южным воротам. Здесь было казакам и жарко, и тяжко.
В шатер Дели Гуссейн-паши вбежал гонец.
— Канаан-паша взял Топраков-город, идет приступом на каменный город, просит прислать подкрепления и пушек.
— Что?!
— Казаки сделали вылазку, уничтожили четыре пушки и одну увезли. Увезли весь порох…
— Что?!
— Но в этой вылазке казаки потеряли тысячу голов.
Гуссейн-паша в бешенстве воткнул перед собой в ковер меч.
Каждый из четырех командующих осадными армиями сообщил ему, что уничтожил тысячу казаков. Значит, в городке уже пусто, но почему же тогда паши, беи, бейлербеи топчутся у стен, почему не за стенами?
— Почему Канаан-паша просит подкрепления? — спросил Гуссейн-паша, впиваясь взглядом в лицо гонца.
— Мы нарвались на огромный подкоп. Казаки взорвали почти весь городок. Одним взрывом убило три тысячи янычар.
— Та-ак… — повернулся к свите. — Почему не взорвана до сих пор Водяная башня?
Некто из свиты, в золоченых доспехах, поспешно отвечал:
— Подкоп завершен. Поставлены бочки с порохом. Свечи зажжены. Скоро будет взрыв. Вот и гонец.
С лошади свалился черный от пыли сипахий.
— Великий главнокомандующий, проклятые богом неверные подвели у Водяной башни подкоп под наш подкоп, порох захватили, а подкоп разрушили.
— Та-а-ак… — Гуссейн-паша встал, — Кем же я командую? Армией или стадом баранов?
Снова четыре гонца: командующие просили передышки. Крепость сильна, надо дать работу пушкам, а потом уже и наступать в проломы.
— Хорошо, — согласился Гуссейн-паша. — Два часа — для пушек, но на закате город должен быть взят.
Через два часа турки снова пошли на приступ. Это был пустой наскок. Вера в легкую победу разбилась, как глиняный кувшин, брошенный на камни.
Янычары бежали под стены и тотчас откатывались. Гуссейн-паша рассвирепел:
— Сто пиастров за каждую представленную голову казака!
Заманчивый приказ, но до голов еще нужно добраться.
Единственно, чего добились турки этим вялым приступом, — подсчитали количество казачьих пушек: выходило, что пушек в городе не меньше восьмидесяти. Их было у казаков девяносто шесть.
Мехмед вытерпел. Пролежал у стены до заката. На закате турецкие трубы дали отбой. Мехмед ползком выбрался изо рва и побежал к своим. По нему пальнули, но не попали. Ждать, когда стемнеет, Мехмед побоялся. Как бы казаки не вышли добивать раненых, да и свой караул в темноте может со страху подстрелить.
Глава четвертая
— Мерзавцы! — бегал по шатру Дели Гуссейн-паша. — Мы уже воюем, а крымского хана все еще нет. А где молдавский господарь?.. Почему задерживаются анатолийские войска? Где эти семь визирей, восемнадцать бейлербеев, семьдесят санджаков и алайбеков?
Свита молчала. Если войска не в сборе, зачем было идти на приступ?
— Завтра пошлите в Азов толмачей. — Дели Гуссейн-паша сел наконец, весь день на ногах, устал. — Тела погибших нужно выкупить. За янычара давать золотой, за полковника — сто талеров.
Ночью атаман Осип Петров позвал к себе в цитадель Михаила Татаринова.
— Атаман! Ты — великий воин, но в Азове ныне много славных и стойких бойцов. Пойди же, атаман, за стены Азова, ибо там остались люди сердца не храброго, коли они не здесь. Собери по городам сколько можешь войска, встань у турок за спиной, а в трудный час пробейся к Азову и пополни число его защитников. У тебя, атаман, слава, за тобой пойдут.