— Моя, конечно, — улыбаясь, отвечал Петро, снимая фуражку. — Это только моя Настя думает, что я тихий, поругаться не могу. А в тихом омуте как раз и водятся черти. — Он присел на верхнюю ступеньку крыльца. — Начал с топлива, кончил вот этими игрушками, — дернул он за петлицу на пиджаке. — Тоже вот штука. Издали приказ по депо, чтоб без кокарды, петлиц и нашивок на тепловоз не являться. А нигде их не купишь: ни в Гомеле, ни в Минске, ни в Конотопе. Все кинулись родичам в разные города писать, а те отвечают, что и там ничего нет. Кому одни петлицы шлют, кому звездочки, а кому привет в конверте.
— Ну, будут тебе и петлицы и звездочки, раз ты часа три из-за них ругался, — засмеялась Настя.
— Не потому я задержался. Там Груня Серобаба народ потешала. Сейчас расскажу, закурю только. — Петро полез в карман за папиросами.
7
Гнат Серобаба не ночевал дома. Груня провела ночь без сна — все прислушивалась, не стукнет ли калитка, не идет ли он. Да так и не дождавшись, отправилась спозаранку в пионерлагерь. Шагала с пустыми ведрами по лесу — туча тучей, думала и придумывала, как отомстить мужу за эту ночку.
Жизнь у них с Гнатом, как споткнулась вначале, так и шла из рук вон плохо. Знала Груня, что не любит ее Гнат, живет с нею через силу, что чужая она ему и ненужная. И не раз уже Груня помышляла о том, чтоб отравить Гната: дать ему напиться такого зелья, чтоб заснул он и не проснулся.
Гнат уходил от нее. Даже парнем, когда не были еще женаты, хотел увернуться. Было это вскоре после войны. Приехала Груня девчонкой из села, устроилась в городке на маслозаводе, поселилась у своей тетки, а напротив жил квартирант — Гнат Серобаба, присланный после техникума в районную МТС. Груня влюбилась в него, бегала за ним, караулила, маслом его и свежей пахтой угощала. Он сперва не отказывался (синюшненький был, на хлебной карточке сидел), а потом сменил квартиру и стал избегать ее. Вот тогда она — в райком, прямо к первому секретарю. Расплакалась, рассказала ему все, и о том, что ребенок будет. О ребенке она, правда, выдумала, но своего добилась: Гната вызвали в райком, после чего они и расписались. Он хотел с ней развестись, когда уже родилась Саша и когда главным инженером «Сельхозтехники» стал, но не вышло у него: Груня хорошо дорожку в райком знала. И еще раз уходил, даже вещи забрал, но кончилось тем, что получил строгий партийный выговор и вернулся. Вот так и жили. Он постоянно в разъездах по колхозам, а она тянула дом и хозяйство. И не он, она дочку вырастила, образование дала, с Кривошеями подружилась, познакомила Сашу с ихним сыном, судьбу ей устроила. Да еще и как устроила: у Кривошеев домина из шести комнат, сад на сорок деревьев и другого добра хватает.
Пришла Груня на работу такой же, как из дому вышла, — чернее тучи. Чистила картошку, скребла сковороды, а у самой из головы не выходил Гнат. Еще раньше шепнула ей повариха Марья Страхолет, что захаживает Гнат к кассирше депо Фросе Кульгейко. Для дома — он в колхоз поехал, а сам у нее пропадает. Вот и эту ночку пропадал. С утра обещал Саше вечером быть и не явился.
Повариха Марья Страхолет видела, что Груня встала не с той ноги. Но она не любила свою помощницу и решила подлить масла в огонь. Марья Страхолет точно не знала: ходит Гнат Серобаба к кассирше Фросе Кульгейко или нет. Как-то недавно встретила она Гната на своей улице, близко от Фросиного дома, и вот подумалось ей, что был он у Фроси, так как Фрося разведенная и сама себе хозяйка. И вчера видела она Гната на своей улице, правда, далековато от Фросиного дома. Гнат выходил из магазина, у которого ждал его брезентовый «газик». Однако он мог из магазина и к Фросе поехать. Словом, чтоб как-то досадить своей помощнице, повариха Марья Страхолет сказала Груне:
— Опять твоего вчера на нашей улице видала. Сперва в продуктовый зашел, а потом… — Она выдержала допустимую паузу и добавила: — Потом уж не знаю, куда его дорожка легла.
И этого было достаточно: Груня поняла, где ночевал муж. Губы ее плотно сжались, глаза узко сощурились, и Груня тут же приняла решение.
Она покинула кухню, ничего не сказав поварихе, и прошагала лесом в город. Не заходя домой, направилась в депо. Вошла в контору, промаршировала по коридору к кассе. В коридорном закоулочке толпились перед окошечком кассы железнодорожники. За окошечком сидела кассирша. Груня не знала в лицо Фросю Кульгейко и сперва, отстранив какого-то мужчину, заглянула издали в окошечко. Фрося была молодая, с крашеными волосами, насиненными глазами и напомаженными губами.
Груня отошла от кассы к бачку с водой. Нацедила полную кружку, решительно отстранила от кассы другого мужчину и плеснула кружку воды прямо в лицо кассирше Фросе.