ЧЕЗАРЕ ПАВЕЗЕ
СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
1
Сейчас удары судьбы и угрызения совести наконец научили меня понимать, как
глупо отказываться от действительности ради бесплодных мечтаний и требовать того, чего
тебе заведомо не могут дать; однако Чилии уже нет. И иногда я думаю, что такой, как
сейчас, сломленный, униженный и со всем смирившийся, я бы с радостью принял
прежнюю жизнь, если бы те времена вернулись. А может быть, и нет, может быть, и это
лишь одна из моих фантазий: если я мучил Чилию, когда был молод и для ожесточения у
меня не было никаких особенных причин, то теперь я мучил бы ее оттого, что мне не
давала бы покоя моя нечистая совесть. Интересно, что за все эти годы я так и не понял —
любил ли я ее на самом деле? Сейчас-то я, конечно, тоскую о ней, она живет в глубине
всех моих мыслей, и что ни день — я вновь и вновь растравляю свою рану, копаясь в
воспоминаниях, относящихся к тем двум годам. И я презираю себя за то, что дал ей
умереть, и за то, что жалел при этом не столько ее, такую молодую, сколько себя самого, снова обреченного на одиночество. Но выходит, что я все-таки ее любил? Да, должно
быть, любил, но не так спокойно и рассудительно, как полагается любить жену.
В сущности, я был ей многим обязан, а платил за все только слепыми
подозрениями, ибо не понимал мотивов ее поведения. И счастье еще, что мое врожденное
легкомыслие не позволяло мне полностью погрузиться в эти мутные воды, и я
ограничивался лишь инстинктивным недоверием, гоня от себя нечистые мысли, которые,
постепенно накапливаясь, могли совсем отравить мне душу. Но все-таки я иногда
спрашивал себя: «Почему Чилия вышла за меня?» Не знаю, что заставляло меня
задаваться этим вопросом: сознание ли своих скрытых достоинств или, наоборот,
уверенность в своей никчемности — главное, что я серьезно над этим раздумывал.
В том, что именно Чилия взяла меня в мужья, а не я ее в жены,— в этом не могло
быть сомнения. Те грустные вечера, когда, обнявшись, мы без устали бродили по улицам и
когда я, шутя, предлагал ей броситься вместе в реку (сам-то я не придавал этой шутке
никакого значения, так как привык к подобным мыслям!) — те вечера потрясли ее до
глубины души и внушили ей такую жалость ко мне, что она даже предложила мне из
своего скромного жалованья продавщицы небольшую сумму, которая могла бы
поддержать меня, пока я не найду работу получше. Но я отказался от этих денег и
объяснил, что мне вполне достаточно просто проводить с нею вечера. С этого все и
началось. Она очень нежно стала убеждать меня, что мне не хватает хорошей подруги
жизни. И что я слишком много брожу по улицам, и что любящая жена создала бы для меня
такой дом, в котором — едва я войду — мне сразу станет легко на душе, каким бы
суматошным и утомительным ни был прошедший день. Я пытался объяснить, что я и
один-то еле-еле свожу концы с концами, но и сам чувствовал, что это не довод. «Когда
люди вдвоем — они помогают друг другу и берегут друг друга. Нужно только хоть
немного любить, Джорджо»,— говорила она. Я чувствовал себя в эти вечера униженным и
подавленным, а Чилия была так серьезна и так мила в своем красивом пальто, сшитом
собственными руками, и со старенькой потрескавшейся сумочкой. Почему бы не дать ей
эту радость? Где я найду более подходящую жену? Ей был знаком труд и лишения, она
росла в рабочей семье и рано осталась сиротой. Спокойствия и мужества в ней было
значительно больше, чем во мне, в этом я был уверен.
И я весело сказал ей, что если она согласна взять меня такого, как я есть — лентяя и
эгоиста, — я на ней женюсь. И я был доволен и даже горд, меня согревало сознание
доброго дела и мужество, которое я неожиданно в себе обнаружил. Я сказал Чилии: — Я
научу тебя французскому.
А она в ответ только улыбнулась мне глазами, тесно прижавшись к моей руке.
2
В те времена я считал себя человеком порядочным и еще раз предупредил Чилию о
том, что я беден. Я сказал, что едва свожу концы с концами и не имею постоянного
заработка. Работал я в школе, где был почасовым преподавателем французского языка. И в
один прекрасный день я еще добавил, что, если она хочет как-то устроить свою жизнь, ей
надо поискать другого. Нахмурившись, Чилия сказала, что она может работать, как
раньше. «Ты прекрасно знаешь, что я этого не хочу», — проворчал я. И мы поженились.
Моя жизнь мало в чем изменилась. Чилия и раньше бывала у меня вечерами. И
любовь для нас тоже не была новостью. Мы сняли две комнатки, тесно заставленные