—
Чилия, ты что, не спала?
Но она еще не могла отвечать. Стоя неподвижно, она плакала, слезы лились из ее
немигающих глаз, и руки, сложенные на животе, мучительно теребили носовой платок.
—
Я просто гулял, — сказал я хмуро. — Стоял в порту.
Хозяйка, пожав плечами, приготовилась было что-то сказать.
—
В общем, я жив и здоров. И сплю на ходу. Дайте мне лечь в постель.
Я проспал до двух мертвым сном, как пьяный. И проснулся, как будто меня
толкнули. Комната была в полутьме, с улицы доносился обычный шум. Повинуясь какому-
то неясному инстинкту, я не пошевелился: в углу комнаты сидела Чилия. Она смотрела на
меня, смотрела на стены, разглядывала свои руки, и время от времени ее сотрясала дрожь.
Выждав немного, я прошептал: «Чилия, ты что, сторожишь меня?»
Чилия быстро подняла глаза. Тот же полный отчаяния взгляд, который я видел на
рассвете, как будто застыл на ее лице. Она шевельнула губами, чтобы ответить, но не
сказала ничего.
—
Чилия, нехорошо следить за мужем, — сказал я шутливым ребяческим
тоном. — Ты хоть завтракала, по крайней мере?
Она покачала головой. Тогда я вскочил с постели и посмотрел на часы.
—
В половине четвертого отходит наш поезд. Ну-ка, Чилия, быстренько —
покажемся хозяйке веселыми. — Потом, так как она не двигалась, подошел к ней и
ладонями приподнял ее голову. — Послушай, — сказал я в то время, как глаза ее медленно
наполнялись слезами,— это ты из-за этой ночи? Ведь я мог бы тебе соврать, сказать, что
заблудился, в общем, умаслить тебя как-нибудь. И если я этого не сделал, так это потому, что не люблю сцен. Успокойся, я был один. Ведь и мне тоже,— и я почувствовал, как она
вздрогнула,— и мне тоже было не слишком весело в Генуе. Однако я ведь не плачу.