Синьора Сантолина, вздыхая, убирала со стола чашки с недопитым чаем, забыв вызвать прислугу с кухни. Матиола нервно ходила возле окон, высматривая, не покажется ли процессия с фонарями. Розанчик и Джордано уселись на полу, прислонившись к креслу и друг к другу; Виола и Амариллис сжались рядом на диване, держась за руки и молча глядя в разные стороны. Никто никого не утешал. Каждый винил в случившемся только себя и был не в силах говорить неискренние успокаивающие слова, типа: "ничего ещё не известно…", "всё будет хорошо…", "он не пропадёт…"
Все думали о случившемся абсолютно одинаково: "Если бы я не…"
"Если бы я не забыла ключ, бандиты не продержали бы нас в театре до темноты и не выманили его отсюда", — кусала губы Амариллис, проклиная себя.
Виола точно так же казнилась за то, что оставила его и уехала с друзьями. За то, что он её любит и, не раздумывая, помчался им навстречу, опасаясь за неё. А за себя?.. "Если бы я не…"
"Почему я такой болван, — ругал себя Розанчик. — Я же знал, что ему грозит что-то ужасное, даже сон видел! Я мог его остановить, наверное. Если бы я не забрал пистолет…"
"…И если бы я успел его отдать", — мысленно поддерживал друга Джордано.
"Если бы я не задержала его тогда — ничего бы не было! — зло рассуждала Матиола, кляня своё упрямство. — Он бы уехал вместе с Сантолина и был сейчас здесь…"
"Если бы не было этого банкета, — вздыхала синьора Сантолина, — и совещания у мужа, и этой встречи, и вообще ничего. О если бы…"
.
Мальчишки заснули в глубоком раскаянии; женщины не сомкнули глаз до утра, ожидая возвращения отряда. Полицейские всю ночь рыскали по окраинам Ливорно, на набережной, в порту, но бессознательно все начали поиски со стороны отеля, надеясь в душе, что Гиацинт мог вернуться туда, уходя от преследования.
Только на рассвете, описав большой круг с центром на месте особняка Сантолина, отряд наткнулся на следы ночной драки возле памятника Медичи. Тела и улики, найденные на площади, отправили в полицию.
Часы на городской ратуше пробили пять раз. Отряд вернулся в полицейский участок и в мэрию, а Натал и герцог — в отель, вместе с остальными. Ильм обещал держать их в курсе расследования, но толком не верил, что потасовка на площади (обычное дело в Ливорно) и исчезновение графа Ориенталь непосредственно связаны. Остальные старались убедить себя в том же.
Но всё равно мелькала, как искорка на конце электрического провода, мысль:
"Если бы мы раньше пришли на площадь…"
63. Две гарпии в полицейском участке
.
К утру желающих покаяться в своём роковом участии в ночном происшествии значительно прибавилось.
Вернувшись с более весёлого, чем у Сантолина, банкета во французском ресторане, мэтр Жасмин, а с ним и вся труппа, немедленно поняли, что если бы они не забрали два экипажа…
— То их бы угнали, как и третий! — отрезвила всех Фиалка, которая одна, кажется, осталась непричастна к этому кошмару. — Прекратите сейчас же обвинять себя в случившемся! Это теперь так же бессмысленно, как и сваливать вину друг на друга. Вам всем следует сейчас не причитать, а молиться! — уверенно заявила монахиня. И обняв сестру, зашептала ей, гораздо более ласковым тоном: — Он вернётся, я знаю. Или мы найдём его. Не расстраивайся, лучше правда, молись, чтобы всё обошлось.
Виола резко дёрнула плечом:
— Я нерасстраиваюсь, с чего ты взяла? Я полностьюнастроенана поиски и прекрасно знаю, что он не мог пропасть бесследно. Конечно, я молю Бога помочь ему, но и сама не собираюсь только сидеть сложа руки и ждать! Не волнуйся за меня!
И графиня Ориенталь спокойно пошла в комнату Амариллис, где разрабатывался план дальнейших действий.
"Слава Богу, не у нас, — думала она, поднимаясь на третий этаж. — Сидеть в кабинете Гиацинта или в нашей комнате, я не в состоянии!"
Амариллис созвала военный совет. Без возражений командование принял Натал Кливи`. Расследование, причём серьёзное, а не прогулку по городу, как ночью, надо начинать с порта. Туда, в конце концов, сводились все действия неизвестной банды.
Единственный вопрос: была ли площадь Ратуши началом отсчёта исчезновения Гиацинта или не касалась его, могли решить только улики. А их забрали в полицию. Ильм обещал вызвать друзей графа сегодня утром, а пока они обсуждали свои возможности. Горевать некогда: всех занимал вопрос, как спасти друга, и ни один, ни на секунду не собирался его хоронить.
В десять часов утра пришёл вызов в полицию. "Взрослых" очень просили не вмешиваться и не препятствовать действиям компании взявшейся за расследование, и мадам маркиза, герцог, почти вся труппа и с ними Фиалка, покорились решению ближайших друзей графа Ориенталь. Они предоставили "деткам" делать что им угодно и отдали себя полностью в их распоряжение.
Поэтому в полицейское управление явился не отец Гиацинта, а Виола, Амариллис и Розанчик. За это время Джордано и Натал должны связаться с командой "Дельфиниума", уже знавшей о несчастье, и начать розыск в порту.
Ильм ждал, что Матиола тоже придёт в управление, но ошибся. Тем не менее, обещал всяческое содействие её дочери — жене графа, и её друзьям.
Виола и Амариллис присели к столу в кабинете полицейского комиссара, который сейчас занял Ильм. Розанчик остался стоять. Его раздражали решётки на окнах и вооружённая охрана повсюду. Всё казалось, что Гиацинта арестовали эти люди, а он с девочками пришёл на свидание. У них с Виолой не так давно был опыт, когда приказ короля, равнодушные стражи, стены и решетки уже разделяли их с Гиацинтом, но в тот раз свиданий не разрешали. Паж беспокойно озирался по сторонам, никак не чувствуя в полиции защитников.
Молодые дамы были настроены куда более решительно. Виола сразу же потребовала протокол с места происшествия. Ильм показал им бумагу с описанием части площади с памятником, и что на ней нашли в четыре часа сорок минут сегодняшнего утра. Буквы расплывались перед глазами жены и подруги графа, и полицейский вслух прочитал им документ.
— Говорите, нашли троих мужчин? — встрепенулась Амариллис. — Кто они, вы выяснили?
Ильм покачал головой:
— Нет, мадемуазель. Достоверных сведений о них нет. Это портовые бродяги. Вероятнее всего, матросы, бежавшие или уволенные с какого-нибудь корабля.
— Все трое мертвы? — спросила Виола.
— Два трупа и один тяжело ранен. Его определили в изолятор при участке. Здесь же, в здании.
— Он может говорить? — Розанчик заинтересовался словами Ильма.
— Да, прекрасно может, — ответил полицейский. — Он ранен в живот, прямо скажем, брюхо у него вспорото от края до края, но рана поверхностная, никакие важные органы не задеты. Потерял много крови и очень ослаб, но ему сделана операция, и видимо, этот… тип будет жить. До суда, по крайней мере.
Виола хотела знать всё.
— Он в сознании? Его допрашивали? Принимал ли он участие в нападении на моего мужа?
— Он отказался давать показания, мадам. Наверняка за этим бродягой числится множество грехов, по нашей, полицейской части.
Розанчик вспыхнул:
— И вы не можете его заставить говорить? Тоже мне, полиция!
Шеф ливорнской стражи порядка недовольно посмотрел на молокососа, посмевшего так пренебрежительно отозваться о его ведомстве.
— Молодой человек, здесь участок, а не камера пыток времён инквизиции. С допросом раненого придётся обождать, хотя бы до вызова адвоката.
Виола перебила их, заглядывая через руку полицейского в лист протокола:
— А это что? "Вещественные доказательства"… Прочитайте нам.
Ильм перечислил вещи, найденные в карманах бандитов, обрывки одежды на мостовой, морской нож с откидным лезвием.
— Какой нож? — снова вмешалась Виола. Её раздражала обстоятельность и медлительность Ильма. Хотелось узнать всё немедленно и до конца.