Он посмотрел на длинный стол, покрытый зелёным сукном: графин с водой, две хрустальные чистые пепельницы, записные книжки. За столом сидело человек пятнадцать. Преобладал старший возраст. Так случается в финале соревнований на приз братьев Знаменских, когда самые строгие участники собираются за судейским столом.
Веня волновался. Впрочем, он всегда волновался, когда выступал на собраниях.
Неожиданно Калашников опешил. К своему величайшему удивлению, он увидел за столом долговязого Наденьте боты, сидевшего за столом в его чёрном костюме. Миша Спиноза тоже заметно смутился и принялся что-то писать в своей записной книжке.
Ещё больше удивился Веня, когда увидел Ганку. Тот сидел за длинным столом и с улыбкой смотрел на него.
Дела будут, подумал Веня и тяжело вздохнул. Он почувствовал, как на его лбу появились бусинки пота, а его сердце, натренированное, безотказное, отбивающее в минуту ровно семьдесят три удара, лихорадочно забилось.
В конце стола сидела черноволосая смуглая женщина. На ней было строгое чёрное платье. Женщин было несколько, но эта была хозяйка таблички, и она командовала здесь парадом.
Зенина пристально посмотрела на Веню и властно сказала:
— Представляйте.
Она похожа на хозяйку Медной горы, подумал Веня. Какая чепуха в голову лезет! С чего это я растерялся? Я и здесь могу пристыдить Ганку, пусть все знают, какой он великий жмот.
Веня прислушался к голосу невысокого мужчины в очках. Мужчина держал в руках анкету и докладывал, что Веня с тысяча девятьсот сорок второго года, что он русский, член ВЛКСМ с тысяча девятьсот пятьдесят седьмого…
Веня посмотрел на стеклянный шкаф. На его стекле дрожал солнечный колокол. И вдруг Веня отчётливо услышал звон, тихий, раскатистый и далёкий. Веня очень хорошо слышал этот звон. Ему захотелось схватить в руки этот дрожащий солнечный колокол и зазвонить в него изо всех сил, чтобы все слышали его. Он улыбнулся и прислушался.
Мужчина в очках закончил и сел за стол.
Зенина снова посмотрела на Веню, строго обвела всех быстрым взглядом и спросила:
— Будут вопросы к товарищу Калашникову?
Члены комиссии молчали, а может быть, придумывали вопросы.
— Мне кажется, вопрос ясен, — сказала Зенина. — Товарищ Калашников — лучший высотник области. Есть у него общественная жилка, он хороший спортсмен.
Она даже знает такие подробности, подумал Веня… Они, очевидно, здесь знают обо всём на свете.
Веня посмотрел на дрожащий солнечный колокол, перевёл взгляд на Ганку и вздрогнул, как от толчка.
Начальник управления пошевелил лохматыми бровями, и Вене пришла в голову мысль, что он похож на того рыбака, который смотрел на уходящее солнце.
— У меня есть несколько слов, — сказал Ганка.
Зенина кивнула ему головой. Ганка повернулся лицом к Вене, насмешливо посмотрел ему в глаза, как боксёр, который прикидывал, в каком раунде он сможет разделаться со своим противником.
Вене было не страшно, он слышал звон серебряных колоколов, и этот звон придавал ему силы, и, кроме того, здесь было много секундантов.
Но Ганка задал совершенно безобидный вопрос:
— Как вы добились таких успехов?
— Если сказать честно…
— Конечно, — улыбнулся Ганка, и глаза у него заблестели, как пуговицы на генеральской шинели.
— Это длинная история, история моей жизни, а её рассказывать очень долго. У меня было такое ощущение, что я жил, спал и работал в резиновых рукавицах. Понимаете?
Ганка кивнул головой.
— И мне, честное слово, надоело ходить в этих перчатках. Мне хочется знать, любить и понимать своими руками. Ну, а потом я поспорил, что поставлю распорки на тридцати шести «кустах». Вот и всё, если коротко.
— Но почему именно тридцать шесть? — спросил Ганка. — Это почти четыре нормы.
Веня помолчал немного, но, чувствуя, что все, кто сидел за столом, с повышенным интересом разглядывают его, ответил:
— Никто в Советском Союзе не делал столько. Делали тридцать и тридцать четыре. Вот мне и захотелось. А потом кому-нибудь захочется сделать сорок. У нас ребята в колонне заводные, им всё хочется делать и получше и побыстрей.
— На рекорд, выходит, пошли? — уточнил Ганка.
— Нет, — ответил Веня, хотя он мог сказать «да». Ему не хотелось давать лишние козыри начальнику управления. Разговор у них ещё впереди, и Веня это чувствовал. — Я поспорил.
— И если не секрет, на что вы поспорили? — Ганка сложил руки в кулак и положил кулак на зелёное сукно стола. Кулак получился внушительный, крепкий, мускулистый. Им можно было спокойно свалить с ног молодого быка. И в этом кулаке Веня почувствовал какой-то непонятный подвох.