— Закажи мне еще коньяку, — попросила она.
Он заказал.
— Не слишком ли ты увлекаешься? — посмотрел он на нее.
— Пониженное давление, — предположил врач.
— Да, — ответила она, — у меня пониженное давление.
Но они ей не верили, прямо видно было, что они ей не верят. К дурному настроению, от которого она не могла отвязаться, прибавилось чувство стыда. Вторую рюмку коньяку она выпила быстрее. Коньяк был не французский, но именно поэтому он ей нравился — после него на языке не оставалось привкуса мыла. Если бы это зависело от нее, она вообще не пошла бы в театр. Сидеть у стойки, потягивая коньяк, казалось ей куда приятнее. Конечно, она не могла сказать об этом мужу и вообще кому бы то ни было. Ведь именно тайные желания и есть самые прекрасные.
После двух рюмок ей стало легче. Расстроенные чувства и смутное ощущение стыда остались, но алкоголь покрыл все это словно тонкой ледяной коркой. Внешне она была спокойна.
К счастью, у врача оказались билеты в другом ряду, и, когда они отыскали свои места, она с радостью убедилась, что рядом нет никого из знакомых.
— Вот и хорошо, — сказала она.
— Что хорошо? — удивился муж.
— Что здесь нет твоих знакомых. Иначе ты бы всех осчастливил воспоминаниями о своем школьном товарище.
— А тебе жалко, что у меня есть знаменитый школьный товарищ?
— Мне? Мне для тебя ничего не жалко, — ответила она загадочно. Но муж ее не умел разгадывать загадки.
— Посмотри! — незаметно кивнул он на одну из лож. — Нет, этого быть не может!
В ложе сидела дородная дама в крикливом желтом кружевном платье, а возле нее стройный седоватый мужчина.
— Уж коли Индра пожаловала… Она тоже из нашего класса. Ее муж важная шишка.
Он откровенно уставился на ложу, ловя взгляд женщины в желтом, а когда ему это удалось, он, не вставая с места, важно поклонился. Женщина в желтом слегка улыбнулась, немного приподняв верхнюю губу.
Она смотрела на эти светские игры своего супруга с дамой в ложе, и ей оскорбительно было видеть, как муж гордится этим, словно малейшее соприкосновение с сильными мира сего (или хотя бы теми, кто такими кажется) выделяет его из толпы. Но самое скверное, что вечер только начинался и за любой неприятностью могло случиться что-нибудь еще похуже.
Свет погас, и светские игры в зрительном зале кончились. Начался спектакль на сцене. Как только появился Ромео, она так и впилась в него взглядом. Стройный и гибкий, он метался по сцене, страдая с пылкостью, на какую способны лишь юноши, у которых боль и мечта слиты воедино. Это было невероятно, иллюзия столь искусна, что ее увлекла игра, и она отделила Ромео от человека, с которым вчера ужинала и которого когда-то близко знала.
— Ну что, — сказал муж в антракте, едва стихли аплодисменты, — как тебе нравится Владя? — Он не дожидался ответа, захваченный новой идеей. — Я забегу за кулисы и договорюсь с ним о встрече. Ты не обидишься, если я тебя пока оставлю? Понимаешь, я-то скорее попаду за кулисы. Только договорюсь с ним и обратно.
— Иди-иди, — безропотно согласилась она.
Она надеялась, что актер не проговорится, с кем он вчера ужинал. Подумав о том, что все может всплыть наружу, она удивилась: ее это вовсе не испугало, она даже и не пыталась придумывать объяснение. Вот посидела в баре — и теперь все ее прошлое, включая вчерашний вечер, казалось ей весьма далеким.
Она взглянула на ложу. Дама в желтых кружевах в антракте не вышла, сидела, беседуя со своим спутником. Дама в кружевах была довольна, это было заметно даже из партера.
Она огляделась вокруг. Часть зрителей вышла в вестибюль, но в опустевших рядах оставалось еще вполне достаточно довольных физиономий. Люди довольны — разглядывала она их. Слишком много довольных людей, от которых ее недовольство, наверное, отразилось бы, как солнечный луч от зеркала, не продолжайся действие алкоголя. А теперь она смотрела на них с отвращением, которое не нарушало ее уверенности в себе, пожалуй, даже усиливало ее.
«Откуда у вас право быть довольными?» — мысленно спрашивала она всех этих спокойных людей. Но за множеством довольных лиц ей виделось лицо мужа. И вопрос относился к нему.
Он как раз возвращался, так и сияя.
— Все было чудесно! — сообщил он. — После спектакля мы с Владей идем в винный погребок. Знаешь, в тот, студенческий. Владя будет рад тебе. Говорит, сто лет тебя не видел!
— Да ну?
— Он был такой милый!
— Хотелось бы мне когда-нибудь быть такой же довольной, как ты.
— Да это нетрудно, — его не покидал отблеск успеха, — нужно только правильно выбирать друзей.