- Вот, - сказала она Кэти, - возьми мой, на двойную удачу! Но когда Энн попыталась вручить Кэти букет, оказалось, что она.
не может этого сделать. Букет стал частью ее самой! "Забавно, - подумала она, - но я не боюсь". Едва ли не с раннего детства Энн опасалась: а вдруг когда-нибудь внезапно окажется, что она больше не она?! Эта ужасная мысль преследовала ее месяцами: до чего мерзко знать, что ты больше не ты!
Однако ее сим, похоже, не возражал. В "семейном альбоме" было дюжины три Энн, от двенадцатилетней до нынешней. Ее симы были из разряда довольно угрюмых и необщительных, но все соглашались, что жизнь сима не так уж плоха, если удается преодолеть начальный шок. Ей говорили, что хуже всего в первые моменты дезориентации. Поэтому и заставили пообещать никогда не перезапускать симы. Не возвращаться к первым минутам. Не вспоминать - иначе все начинается сначала и повторяется непрерывно. Поэтому Энн ни разу не перезапускала их с того момента, как отправляла в архив.
К ним присоединилась другая Энн, поникшая.
- Ну? - сказала она Энн.
- В самом деле, - поддержала та.
- Повернись, - попросила другая Энн, взмахнув рукой. - Я хочу посмотреть.
Энн с радостью подчинилась.
- Твоя очередь, - сказала она потом, и другая Энн немедленно продемонстрировала платье. Энн восхитилась тем, как сидит на ней подвенечный наряд. Правда, очки немного портили общий эффект.
"Может, все еще обойдется, - подумала она. - Мне так весело!"
- Интересно, как мы смотримся рядом? - спросила она, подводя вторую Энн к зеркалу на стене, большому, повешенному высоко, с наклоном вперед, так что можно увидеть себя словно бы сверху. Но смоделированные зеркала не дают отражения, и Энн была радостно разочарована.
- О, - ахнула Кэти, - взгляните!
- На что взглянуть? - поинтересовалась Энн.
- На бабушкину вазу, - пояснила другая Энн.
На каминной полке под зеркалом стояла самая большая драгоценность Энн: изящная ваза из прозрачного синего хрусталя. Прапрапра-бабка Энн заказала ее у бельгийского мастера, Боллинже, величайшего резчика по стеклу в Европе шестнадцатого века. И сейчас, пятьсот лет спустя, ваза была так же совершенна, как в тот день, когда ее создали.
- Действительно! - прошептала Энн, ибо ваза, казалось, излучала некий внутренний свет. Благодаря какому-то фокусу или блеску си-мограммы, но ваза сверкала, как озеро под луной, и глядя на нее, Энн чувствовала, что сияет сама.
- Ну? - чуть погодя повторила другая Энн, и в этом коротком слове заключалось множество вопросов, сводившихся к одному: сохранить тебя или стереть?
Иногда сим создавали, когда Энн была в плохом настроении, и си-мулакр страдал от сознания непонятной вины или безутешной тоски, и тогда проще было проявить милосердие и уничтожить его, причем немедленно, по крайней мере, так считали все Энн.
- Все в порядке, - ответила она, - и если так всегда бывает, то я в полном восторге.
Энн внимательно изучала ее сквозь непроницаемые очки.
- Уверена?
- Абсолютно.
- Сестричка, - сказала Энн в очках (всегда обращалась так к своим симам и вот теперь так обратились и к ней).
- Сестричка, - повторила другая Энн. - Это должно сработать. Ты мне нужна.
- Знаю, - кивнула Энн. - Я день твоей свадьбы.
- Да. День моей свадьбы.
Гости на другом конце комнаты смеялись и аплодировали. Бенджамен... то есть оба Бенджамена были в своем репертуаре. Тот, что в очках, махнул им рукой. Другая Энн сказала:
- Нам пора идти. Я еще вернусь.
Двоюродный дедушка Карл, Нэнси, Кэти с Томом, тетя Дженнифер и остальные просочились сквозь стену. В окна врывались звуки польки. Перед уходом другой Бенджамен заключил другую Энн в объятия и, перегнув через руку, застыл в театральном поцелуе. Их очки столкнулись с глухим стуком.
"Какой счастливой я выгляжу, - твердила себе Энн. - Это счастливейший день моей жизни".
Но тут свет померк, и ее мысли разлетелись стеклянными брызгами.
Как было велено, Энн и Бенджамен застыли неподвижно: рядом, но не касаясь друг друга.
- Это тянется слишком долго, - прошептал Бенджамен, и Энн громко шикнула. Нельзя говорить, это может испортить симы. Но это и впрямь тянулось дольше обычного. Бенджамен уставился на нее голодными глазами и уже вытянул было губы для поцелуя, но Энн с улыбкой отвернулась. На дурачества у них впереди уйма времени.
Из-за стены слышались музыка, звяканье бокалов и невнятный разговор.
- Может, стоит проверить, как идут дела? - пробормотал Бенджамен, переменив позу.
- Нет, подожди, - возразила Энн, хватая его за руку. Но ее пальцы прошли сквозь него, оставляя шлейф красочного шума. Она с веселым удивлением воззрилась на свою ладонь.
Из стены появился отец Энн, остановился при виде дочери и сказал:
- О, как мило!
Энн заметила, что на нем нет фрака.
- Вы только сейчас прошли сквозь стену, - заметил Бенджамен.
- Прошел, - согласился отец Энн. - Бен просил меня заглянуть сюда и... сориентировать вас обоих.
- Что-то случилось? - лениво осведомилась Энн сквозь пелену восторга.
- Ничего страшного, - отмахнулся отец.
- Что-то стряслось? - вмешался Бенджамен.
- Нет-нет, - ответил отец Энн. - Наоборот. Нам предстоит.. - Он огляделся. - Да, именно здесь. Я уже и забыл, как выглядит эта комната.
- Свадебный прием? - обрадовалась Энн
- Нет, ваша годовщина.
Бенджамен вдруг воздел руки к небу и воскликнул:
- Я понял! Мы симы!
- Умница! - похвалил отец Энн.
- Все симы так говорят, верно? Просто никогда не ожидал, что сам стану симом!
- Молодец, что догадался. Значит, все в порядке, - кивнул отец Энн, направляясь к стене. - Мы скоро будем.
- Погоди! - окликнула Энн, но он уже исчез. Бенджамен обошел комнату, проводя рукой сквозь стулья и абажуры и забавляясь, как ребенок.
- Фантастика! - восклицал он.
Энн было слишком хорошо, чтобы поддаться панике... даже когда другой Бенджамен, на этот раз в джинсах и спортивной куртке, во главе целой компании ворвался в комнату сквозь стену.