Выбрать главу

Другая слабость или склонность воеводы былъ сонъ. Воевода любилъ «отдыхать», и ему случалось спать сподрядъ до четырнадцати и шестнадцати часовъ. Если прибавить закуски, утренникъ, полдникъ, обѣдъ и ужинъ, занимавшіе время, то на дѣла оставалось уже мало свободныхъ минутъ.

А между тѣмъ, дѣла шли какъ по маслу, и весь Астраханскій край былъ доволенъ и очень любилъ своего воеводу. При немъ совершалось менѣе беззаконій, воеводское правленіе менѣе тѣснило и обижало обывателей, а подъячіе менѣе привязывались ради лихоимства къ пріѣзжимъ гостямъ и купцамъ, которыхъ бывало постоянно очень много въ городѣ, со всѣхъ концовъ свѣта, какъ изъ Персіи, или Бухары, или Крыма, такъ и изъ Греціи, Англіи и Голландіи.

За нѣсколько лѣтъ управленія Ржевскій не воспользовался ни рублемъ, тогда какъ лихоимствомъ могъ бы нажить громадныя деньги. Астрахань была единственнымъ торговымъ центромъ всего юга Россіи, гдѣ купецъ-голландецъ сталкивался на одномъ базарѣ съ купцомъ-бухарцемъ.

Въ это утро Ржевскій былъ въ особенно добродушномъ настроеніи духа. У него случилось особенно пріятное происшествіе въ домѣ. Диковинный даже для Астрахани пестрый чапуръ, насѣдка, вывела и уже гуляла въ клѣти съ дюжиной такихъ же, какъ и мать, красноватыхъ чапурятъ. Два года не давалась воеводѣ эта затѣя, и всѣ пріятели убѣждали его, что неслыханное дѣло вывести дома, какъ простую птицу, выводокъ такихъ чапурятъ.

Воевода, толстый, полусонный на видъ, разсѣлся теперь грузно въ большомъ креслѣ, вытянувъ толстыя ноги и положивъ толстыя красноватыя руки на колѣни. Передъ нимъ стоялъ посадскій человѣкъ, хорошо ему знакомый астраханецъ Носовъ. Воевода давно зналъ Носова и изрѣдка, раза два въ годъ, бесѣдовалъ съ нимъ, когда у Носова было какое дѣло до правленія и ему приходилось являться. Но каждый разъ послѣ этихъ бесѣдъ нѣкоторое раздумье нападало на лѣниваго и сонливаго воеводу.

— Чудной человѣкъ, — думалъ онъ и шепталъ по уходѣ Носова.

Воевода былъ правъ.

Посадскій Носовъ, съ прозвищемъ «Грохъ», смыслъ котораго былъ никому неизвѣстенъ, безъ сомнѣнія, былъ человѣкъ странный, или «чудной», какъ говоритъ народъ.

Носовъ былъ уроженецъ астраханскаго пригорода. Когда ему было двадцать лѣтъ, онъ лишился отца, остался одинъ въ небольшомъ домишкѣ и продолжалъ мастерство своего «тяти», строилъ лодки, ладейки и душегубки, но относился къ этому дѣлу холодно и равнодушно. Скоро онъ бросилъ отцово мастерство и пошелъ въ наймы къ богатому рыботорговцу Тихону Лошкареву, у котораго на рыбномъ промыслѣ было болѣе полуторы тысячи рабочихъ и громадный денежный оборотъ. Всѣмъ было извѣстно, что у Лошкарева денегъ куры не клюютъ. Послѣ двухъ, трехъ лѣтъ службы у богатаго рыботорговца Носовъ исчезъ изъ Астрахани, но, вернувшись снова лѣтъ черезъ пять, купилъ землю, и уже въ самомъ городѣ, въ Шипиловой слободѣ, выстроилъ себѣ большой домъ и приписался въ посадскіе люди. Вскорѣ послѣ того женился онъ на дочери армянскаго купца и зажилъ мирно и богато, сталъ сразу человѣкомъ, всюду знаемымъ. Всего было у новаго посадскаго Носова вдоволь. Никакимъ дѣломъ, никакимъ мастерствомъ или торговлей онъ не занимался, а тратилъ много; очевидно, онъ владѣлъ капиталомъ и работать не хотѣлъ. Красавица жена его обожала, двое дѣтей съ мамушками жили какъ боярскія дѣти. Половину дня Носовъ читалъ книги и почти половину посвящалъ на игры съ дѣтьми или на заботы о нихъ. Говорили, что деньги Носова «отъ своихъ» согласниковъ явились. Носовъ былъ старовѣръ.

Но за послѣднее время, съ самаго возвращенія въ Астрахань и затѣмъ женитьбы, Носовъ будто перемѣнился нравомъ. Бѣдъ у него никакихъ не было, и долженъ бы онъ считать себя счастливымъ человѣкомъ, Богомъ взысканнымъ. А между тѣмъ, Носовъ всегда, почти ежедневно, ходилъ сумрачный, угрюмый, темнѣе ночи, точно будто ни вѣсть какая бѣда стряслась надъ нимъ вчера или должна завтра стрястись. Будто онъ ждетъ горя какого или, того проще, есть на совѣсти у него страшное дѣло.

Довольно долгое время астраханцы такъ и думали, такъ и рѣшили, что когда Носовъ безвѣстно пропадалъ, то совершилъ какое-нибудь злодѣяніе, убійство, этимъ самымъ душегубствомъ разжился и явился строить себѣ домину въ городѣ.

Но это мнѣніе недолго держалось. Всѣми уважаемый въ городѣ старикъ, раскольничій протопопъ, къ которому аккуратно два раза въ годъ являлся на исповѣдь Носовъ, ручался всѣмъ и каждому, что не только у Носова нѣтъ на совѣсти ничего чернаго и худого, но давай Богъ всякому быть такимъ христіаниномъ, таковымъ гражданиномъ и семьяниномъ, да и къ тому же такимъ умницей, какъ этотъ сумрачный «Грохъ».