— Ударь еще, — просил Серебров, не выпуская Веру. — И еще крикни. Это у тебя хорошо получается. Но кричи не громко, а то те, с кедами, которые устали, раз-раз прискачут сюда.
Вера взмахивала в отчаянии свободной рукой.
— Пусти, ну, пусти же! Что о нас подумают? Что? — и закрыла глаза, представляя ужас и позор, которые ожидают их.
— Мы ведь влюбленные. Все знают… — пытался успокоить ее Серебров. — Что подумают? Да то и подумают, что мы целовались с тобой, что мы теперь муж и жена.
А внизу, на теплоходе, поднялся переполох. Гудела сирена. Какие-то сердобольные туристы скандировали: «Э-а, э-а!» Наверное, очкастый массовик, просадивший весь запас своей энергии в первой половине пути, вновь воспрянул духом и, размахивая руками, призывал их кричать.
— Какой позор! Какой позор! — повторяла Вера. Ей представилось, как на виду у всего теплохода они выберутся вдвоем из леса. Ей слышались ругань и двусмысленные шуточки. Серебров тоже вообразил эту картину и с сочувствием сказал:
— Знаешь, как-то не по себе. Надо все-таки оберегать свой авторитет, давай не пойдем. Они успокоятся.
И действительно, крикуны успокоились. Очевидно, попутчики нашли послание Сереброва. В нем он благодарил организаторов экскурсии и команду теплохода, возносил существующие и несуществующие их таланты и добродетели и извещал, что остается со своей невестой в Синей Гриве. И «англичанка» Ирина Федоровна, наверное, уразумела, что Серебров не шутил, когда прочла его просьбу воспользоваться мощью Гоши и сдать Верины и его вещи в камеру хранения на Бугрянском речном вокзале.
Теплоход еще раз длинно, с укоризной прогудел, давая знать, что складывает с себя все заботы о самоуправных путешественниках, и Вера с Серебровым увидели, что белая их посудина, наполняясь музыкой, выбирается на середину реки.
— Даже всплакнуть хочется, — сказал он, выпуская Веру. Она вскочила и замахала руками.
— Они думают, что ты им желаешь доброго пути, — расшифровал Серебров ее жесты. Вера с прежней досадой ударила его по спине.
— Противный! — крикнула она со слезами.
Теплоходик, видно, успокоился. Словно утюжок, вспарывая гладь воды, он двигался к повороту и вот уже скрылся за гривой пихтача.
— Я тебя совсем не люблю, — сказала Вера.
— Теперь уж это не имеет значения, — подбирая авоську с грибами, откликнулся Серебров. — Будет брак по расчету. Я женюсь на тебе, потому что ты дочь банкира.
— Ох, Серебров! — простонала она. — Нахал из нахалов!
А он обнял ее и, не давая ей двинуться, проговорил:
— Милая моя страдалица, прости меня. Прости меня, Верушка.
Она вырвалась из его рук, вздохнула и практично сказала:
— Но у нас ведь ничего нет. Ну, что ты за авантюрист? Я ведь ничего не взяла.
— Я твой муж, — откашлявшись, проговорил строго Серебров. — И прошу с должным почтением относиться ко мне. Авантюрист? Да что это такое?!
— Муж объелся груш. Авантюрист, узурпатор, завоеватель, фараон, — старательно подбирала она прозвища, спускаясь по тропинке.
— Ты дело подменяешь болтовней, — усовещал ее Серебров. — Ты беззаботный человек. Ты пошла в одних босоножках и праздничном платье, а у меня есть спички, нож, авоська, деньги, документы. У Робинзона Крузо, когда он поселился на необитаемом острове, было гораздо меньше запасов, чем у меня. Сейчас купим сапоги, ватник, поставим шалаш. В нем нам надлежит создать рай.
Вера сняла босоножки и пошла босиком, оставляя четкие отпечатки на влажной земле.
— Умница, бережешь обувь, — веселился Серебров. — Я буду целовать твои следочки, — и он действительно, став на колени, трижды чмокнул ее следы.
— Ой, коварный хитрюга, разбойник, тиран, — придерживаясь за ветки елей, говорила уже без злости Вера.
— Кровопиец, вампир, бандит с большой дороги, — помогал он ей пополнять запас прозвищ.
Сереброву было легко и весело оттого, что он осуществил задуманное, оттого, что Вера была с ним, остальное его не тревожило: ни мнение Ирины Федоровны, ни жалобы руководителей экскурсионной поездки. Когда они вышли к дебаркадеру, на берегу было безлюдно. Дом, магазинчик с дверью, перекрещенной железными накладками, красные и белые треугольники бакенов, ульи. На крыльце дома появилась некрасивая, мужского покроя, женщина с коротко стриженными седеющими волосами, которые удерживала широкая гребенка. Женщина с хмурью в лице окинула взглядом неожиданных пришельцев.
— Здравствуйте, — заискивающе сказал Серебров, пряча за спину авоську.