Когда Виталий Михайлович сказал здесь, на бюро, что поздравляет Сереброва с женитьбой, начальник милиции Воробьев, нахмурив щетинистые рыжие брови, тоже что-то буркнул, и Чувашов сказал что-то, но некогда было Сереброву вслушиваться. Его охватил панический страх, он понял, в какой колхоз хотят его сосватать. Только не туда. Ах, как плохо, что он заранее не знал, зачем его вызывают! И Долгов не сказал, хорош приятель.
— Так вот, — садясь напротив Сереброва, сказал Шитов, — бывают, Гарольд Станиславович, такие моменты, когда надо решаться на большое и трудное дело. Из Ильинского переводим Командирова на другую работу, есть мнение — направить туда тебя. Человек ты молодой, расторопный, знающий. Там такой и нужен, кое-что подкинем на первых порах. Энергии много, вон как летом у тебя в Ложкарях кипело.
Перехваливал его Шитов.
— Теперь ты ильинский житель… — добавил Воробьев, вскинув взгляд на Сереброва.
— Да нет, мы в Ильинском не будем жить, — растерянно проговорил Серебров. — Зимой переедем в Ложкари, там квартира хорошая. — Он не мог собраться с мыслями, бормотал жалкие слова, понимая, что это неубедительный детский лепет. Какое значение имеет то, что у него квартира в Ложкарях? В Ильинском могут найти ему целый пятистенок.
Серебров вдруг представил донельзя разъезженную адскую дорогу, взлохмаченные копны соломы на ильинских полях и торопливым паническим голосом проговорил:
— Нет, нет, я туда не пойду, там агроном нужен.
Шитов и совсем еще молодой, розовощекий второй секретарь Колчин, Ваня Долгов, Александр Дмитриевич Чувашов заулыбались, заговорили, что это отлично, раз известно Сереброву, на что надо будет обратить внимание. Урожаи — главное.
Их было много, а он один. Они доказывали, что для председательской должности у Сереброва есть все данные, а он придумывал мотивы отказа. Напоминало это какую-то игру, в которой выигрывает тот, за кем оказывается последнее слово.
— Ты не скромничай, — остановившись напротив, проговорил Шитов и обратился к Маркелову: — Как, Григорий Федорович, есть у него разворотливость?
— Почти все поручения он выполнял хорошо, — облек в обтекаемую форму свой ответ Маркелов: не хотел топить Сереброва похвалой и хулить не мог.
Когда Серебров сказал, что не только сам, но и жена против Ильинского, Шитов взял телефонную трубку и попросил срочно соединить его с Ильинской школой.
— Советуйся, Гарольд Станиславович, — любезно подал он трубку. Серебров растерянно услышал всполошенный Верин голос:
— Да откуда ты звонишь? Ты ведь ушел на охоту. Ой, да как это, Гарик! Не соглашайся! — но она тоже была растеряна и ничего не сумела ему подсказать.
Был такой момент, когда Серебров, лихорадочно перебирая доводы, умолк, не зная, что еще возразить.
— Дело в том, Гарольд Станиславович, что заявлений с просьбой избрать председателем колхоза пока не пишут, а мы знаем, что тебе эта должность по плечу, — напирал Шитов. — Кто за?
Когда члены бюро подняли руки за то, чтобы рекомендовать Сереброва председателем колхоза «Труд», он, растерянный, ошалелый, не слушая поздравлений и напутствий, вышел в приемную, забыв шапку. Он был ошарашен таким мгновенным поворотом судьбы.
Спустившись на второй этаж, он вдруг всем своим существом ощутил невозможность предстоящего. Он вспомнил навозные завалы около ферм, разметанную по полям солому, пьяных парней в клубе, все, что так не нравилось ему в Ильинском, и понял, что любым способом, пусть «по-нехорошему», с выговором, должен отказаться от председательства во что бы то ни стало. Он же там погибнет. Серебров рванулся обратно к кабинету первого секретаря. В приемной стоял Ваня Долгов, с его шапкой в руке. Не обращая внимания на Долгова, Серебров, решительный в своем отчаянии, стал на пороге.
— Виталий Михайлович, что хотите делайте, я не буду, ни за что, — выпалил он.
Начальник милиции Воробьев возмущенно качнул головой.
— Ну что, мы тут в игрушки собрались играть?
Серебров знал, что теперь начнутся упреки в незрелости, но он все равно будет стоять на своем.
— Веди бюро, — хмурясь, сказал Шитов Колчину и, обняв Сереброва за плечи, пошел с ним через приемную в противоположный кабинет.
— Кури, — Шитов протянул сигареты «Лайка». Серебров смотрел на тлеющий огонек, и ни о чем ему больше не хотелось говорить. Надо выдержать, устоять, не согласиться.
Шитов встал, подошел к окну, взглянул на рыжие луга, на голые черные деревья, отвесные белые-белые берега Радуницы.