— Это по особому распоряжению областной Сельхозтехники, именником, прямо ему. Я тут ни при чем.
— По особому распоряжению, именником, — передразнил Серебров. — А мне вы можете именником?
— Ну, что тебе объяснять, Маркелов без нас дело обтяпал! — наливаясь кровью, крикнул Ольгин. Ему было все понятно, а Сереброву нет.
— За вашей спиной творят что хотят, а вы уши развесили, — трудно проговорил Серебров, ударяя ладонью по спинке кресла.
— Ну, имей совесть, — замыкаясь в себе, обиделся Ольгин. — Так себя ведешь…
— Какая у меня может быть совесть, если ничего не даете?! — крикнул Серебров. — Да мне не кричать, а драться хочется. Ведь обещали…
— Обещали, — эхом повторил Ольгин, почесывая щеку. — А пока нет.
Серебров, хлопнув дверью, выскочил из кабинета управляющего, погнал машину к райкому партии. Его повергли в ярость равнодушие и вялость Ольгина. И Шитовым, который попался навстречу около Дома Советов, он оказался недоволен. В ярких глазах секретаря при виде Сереброва возникла выжидательная усмешка.
— Что же творится у нас? — проговорил с возмущением Серебров. — В «Победу» направляют еще три «Кировца», а я остаюсь на бобах, хотя и вы, и райисполком мне обещали златые горы, когда ставили на колхоз. Неужели вы не можете их отобрать у «Победы»? — возмутился Серебров. Шитов пожал плечами.
— Как же я их отберу? Они куплены. Разбираться будем.
Серебров вспыхнул, обиженно глядя в глаза Шитова, спросил:
— Но почему благодетели занимаются своей благотворительностью за счет района? — Потом, понимая, что и этот разговор бесполезен, махнул рукой.
— Может, сам договоришься с Маркеловым, одну машину даст? Ты все-таки его посланец. Я ему позвоню, — пытаясь успокоить Сереброва, проговорил Шитов. Сереброва возмутило, что тот так спокойно относится к этому разбою, но сдержался, поехал в Ложкари.
В широком светлом кабинете Григория Федоровича было тихо. Маруся Пахомова ушла на обед. Маркелов нацепил на нос очки, которые делали его лицо необыкновенно значительным. На старых, с медными уголками счетах с прищелкиванием вычислял он что-то оптимистичное. Об этом оптимистичном рассказал он по телефону районному газетчику, спрятав в огромной пятерне трубку.
Завидев гостя, Григорий Федорович поспешил закончить разговор, вышел из-за стола навстречу, пустил, чтобы заполнить паузу, беззлобный анекдотец. Сереброву хотелось узнать, разговаривал ли с Григорием Федоровичем Шитов, однако по беззаботному лицу Маркелова догадаться об этом было невозможно.
— Может, Григорий Федорович, столкуемся насчет одного «Кировца»? — пошел Серебров напролом, глядя в глаза Маркелова. Эти слова Григорий Федорович воспринял как развеселую шутку. Улыбка на рябом лице его стала еще шире и добродушнее. — Нет, серьезно, нам лес возить, дорогу поддерживать, — чувствуя, как предательски начинает вздрагивать голос, проговорил Серебров. — Вам возместят…
Унизительным был этот разговор!
Маркелов хитровато взглянул на Сереброва:
— Одна только сваха за чужую душу божится, а бабка надвое сказала, Гарольд Станиславович. Возместят ли — вопрос. У меня тоже не без дела трактора-то будут. Все-таки пятую часть районного молока даем.
Маркелова разжалобить было не просто.
— Вам ведь Виталий Михайлович звонил насчет одного «Кировца», — не то спросил, не то утвердительно сказал Серебров, разглядывая свои пальцы. Потом вскинул взгляд на Маркелова и наткнулся на холодную усмешку.
— Напугал Настю большой снастью, — скучающе проговорил Григорий Федорович, поигрывая чечевицами счетов. — Я ему сказал то же самое. Я для района делаю план и поднимаю моральный дух райкома. Кто дает, тому и помощь.
Камешки сыпались в серебровский огород. У него заиграли на скулах розовые желваки: наивный он человек, надумал уговорить Григория Федоровича, а тот расчетливо, с наслаждением знай чистит его по щекам.
— Я вот сам-то с соломенных крыш начинал, а не плакался, не жаловался, к соседям с протянутой рукой не ходил, гордость имел, — поучающе проговорил Маркелов. От этих слов бледность покрыла лицо Сереброва. «Зачем он издевается?» — беспомощно пронеслось в голове, а потом опять вскипела злость, и он, вставая, вежливо спросил Григория Федоровича, не помнит ли тот, как раньше называли в деревне мужиков, которые прибирали к рукам покосы, пахотные земли и скотину, за счет бедности других наживались.
— Ну, ну, — с угрозой проговорил Маркелов, тоже вставая. Такого он даже от Сереброва не ожидал, но сдержался, хохотнул почти добродушно: