— Может давать краснодарские урожаи наша земля-кормилица! — оптимистично доказывал он. — Только любить ее надо, а не позорить.
Шумок прошел по залу, когда Шитов сказал, что слово дает Сереброву. Огородов ухмыльнулся и подтолкнул локтем Маркелова: смотри, куда мой родственничек прет! Тот покрутил головой. Знает он этого нахала.
Серебров, щегольски одетый, в новом синем костюме с жилетом, легким, решительным шагом прошел к трибуне и сразу же вогнал в краску Маркелова, начав свою речь с того, как получил вместо трактора посулы и мог бы остаться без удобрений, если бы не занялся противозаконным расходованием денег.
— Почему так получается? Почему «Труду» не дали ни одного трактора, а его прославленный, богатый, но не очень-то сочувствующий чужой нужде сосед отхватил сразу три? Да потому, что через голову районных властей Маркелов умеет найти путь к сердцу руководителей областной Сельхозтехники.
Маркелов нахмурился: использовал Серебров запрещенный прием. Такого не водилось среди руководителей крутенских колхозов и совхозов. Нельзя упрекать за расторопность: добывай сам, проси и помалкивай. Явно зависть двигала неоперившимся председателишкой. «На свою шею вырастил», — с досадой подумал Григорий Федорович.
Когда же Серебров сказал, что вся шефская помощь машиностроительного завода, именуемого в народе «чугункой», осела в колхозе «Победа», в зале поднялся неодобрительный гомон. Ну и Маркелов!
Григорий Федорович торопливо, вместе со скрепками выдрал из записной книжки серединный листок. «Возмущен клеветой, прошу слово для справки», — написал он в президиум.
Серебров знал, что одними эмоциями нынешнего бывалого и тертого руководителя не возьмешь. Он запасся цифирью. Урожайность сопоставил с мизерными тоннами минеральных удобрений, которые попадали на поля «Труда», с количеством имеющихся у колхоза машин. Когда Серебров по цифровым выкладкам, как по лесенке, стал взбираться к вершине своего выступления — к выводу о том, что такая позиция районных и областных властей не способствует подъему экономики слабых хозяйств, у Клестова тотчас смыло с лица доброжелательное выражение. Он взглянул на Сереброва с досадой. А когда тот заявил, что позиция эта вредна, потому что слабых колхозов и совхозов в области добрая половина, Кирилл Евсеевич не выдержал:
— А вам известно, сколько было отстающих хозяйств девять лет назад?
Девять лет назад Клестов стал работать первым секретарем обкома.
— Я таких подсчетов не делал, — повернувшись к нему, сказал Серебров. — Меня беспокоит, что слабых хозяйств по-прежнему в нашем районе да и области много.
Наверное, Сереброву не стоило говорить об области. В районе отстающие — это вина здешнего руководителя, а вот отстающие в области — это на совести самого Клестова. Но Серебров не хотел сваливать вину за район на одного Шитова.
— А сколько вы взяли хлеба с гектара? — спросил хмуро Клестов, повернув лицо к трибуне.
— Пять, — ответил простосердечно Серебров.
— Пять? — с удивлением вскинул брови Клестов и тоном голоса призвал удивиться остальных. — Да вы еще не использовали естественного плодородия. До десяти, даже до двенадцати центнеров можно подняться за счет улучшения агротехники, сортовых семян. Рано еще тянуть руку за удобрениями, — он расстроенно отвернулся, возмущенный таким непониманием элементарных вещей. — Низкий урожай — это ведь прежде всего низкий уровень руководства. Надо искать вину в самом себе, Серебров.
Это была отповедь. И опять же за чужие, Пантины, грехи.
— Я ведь говорю не только об удобрениях, — не сдавался Серебров. — А техника? Чтобы с нашими тракторами провести своевременный сев, надо полтора месяца. И дорогу без техники мы поддерживать не можем.
— Ну, друг дорогой, — сказал Кирилл Евсеевич, уже вовсе отчужденно и сердито. — Расплакались, руку тянете, а своих резервов не используете. Да я уверен, что у вас около ферм горы навоза. Вот вывезите органику…
Тут он был прав, но Серебров уступать не хотел.
— И для этого нужна техника. Как минимум шесть тракторов-колесников или два «Кировца», — проговорил он, поигрывая свернутым в трубку текстом выступления, — Сельхозхимия к нам ехать не соглашается. Далеко.
— Вы бросьте эту арифметику, — раздражаясь, осадил его Клестов.