— Теперь, Кирилл Евсеевич, пора уже не с помощью арифметики, а с помощью высшей математики руководить хозяйством, — петушисто откликнулся Серебров.
Клестов, выведенный из себя, поднялся.
— Мы и впредь намерены технику давать тем хозяйствам, где ее используют с отдачей, где с удобрениями работают, а не сплавляют их в реку, — с железом в голосе сказал Клестов.
Прав он был, конечно. В «Труде» по-прежнему валялась на земле нитрофоска — так и не сумела убрать ее нераспорядительная, слезливая агрономша Агния Абрамовна.
Клестов считал, что он сбил спесь с распетушившегося Сереброва, еще ничего не сделавшего, но уже требующего всего в полном объеме.
— Садитесь, — сказал он с презрительной жалостью.
Но Серебров не сел.
— Вы меня упрекнули насчет помощи… Если не хотят нам давать трактора, пусть снимут план продажи зерна, молока и мяса. Мы будем собирать клюкву, грибы и другие дикорастущие. Предлагал же когда-то один из участников этого собрания засадить наши места лесом, чтоб разводить волков. Считал, что это выгоднее.
Вряд ли кто помнил эти знаменитые слова Огородова, оставшиеся в обиженной памяти Сергея Докучаева, но они вызвали шум. Многие, и в первую очередь Огородов, постаравшийся не вспомнить, что фраза о волках принадлежит ему, поняли, что песенка выскочки Сереброва спета. Когда тот шел на свое место, на него смотрели с жалостью. Серебров ощутил, что спустился в совершенно иной зал, чем тот, из которого он поднимался. Его охватила тоскливая злость.
Кирилл Евсеевич быстро поставил на свое место задиристого председателишку. Он назвал его выступление иждивенческим. У него были под рукой цифры о помощи колхозам и совхозам. Он напомнил собранию о постановлениях обкома партии, которые обязывали заниматься отстающими хозяйствами.
— Извиняет Сереброва то, что он человек молодой и только начинает работать, — великодушно закончил Кирилл Евсеевич свою разгромную речь. — Теперь вам ясно, что мы не можем делать одинаковую ставку на слабые и сильные хозяйства? — Клестов взглянул на Сереброва. Тот, бодливо наклонив голову, сказал негромко, но так внятно, что услышали все:
— Нет, не ясно. Мне не ясно.
Это всколыхнуло в зале возмущенный гомон. Кириллу Евсеевичу надо было как-то выходить из затруднительного положения. Он немного деланно, но отходчиво рассмеялся.
— Хорошо, с вашим особым хозяйством мы особо разберемся, — проговорил он и перешел к делам, касающимся всей Бугрянской области.
Добил Сереброва неожиданным ударом Григорий Федорович Маркелов, которому дали слово для справки. Он просто спросил Сереброва:
— Скажи, Гарольд Станиславович: кто ездил на завод договариваться насчет шефской помощи?
— Ну, я, — ответил Серебров, и зал разразился гоготом.
— А говоришь, что я все у шефов забрал, — усмехнулся Маркелов.
Во время перерыва, в буфете, куда повалил проголодавшийся люд, знакомые хлопали Сереброва по плечу: ну ты и дал! Были такие, которые говорили вроде с одобрением, но чувствовалось, что пал в их глазах Серебров.
— Ты что это, — покрутив головой, упрекнул его заворготделом Ваня Долгов. — С первым секретарем в таком тоне?!
— A-а, отстань. Как думаю, так и сказал, — наливая в стакан напиток «Буратино», отмахнулся Серебров.
Задержал его в вестибюле Александр Дмитриевич Чувашов. Глядя с удивлением своими голубыми внимательными глазами на Сереброва, он как-то застенчиво проговорил:
— Посылай агронома, у меня хорошего семенного ячменя лишку есть. Тонн десять могу дать на развод. Сорок центнеров урожайность.
— На что меняете? — с привычной опаской спросил Серебров.
— Да просто так, по себестоимости, — проговорил, смеясь, Чувашов. — Ох, и купцами мы стали.
Предложение Александра Дмитриевича тронуло Сереброва больше, чем похвалы о безоглядной смелости. Он благодарно тиснул ему руку.
— Спасибо, душевное спасибо.
Весь перерыв Маркелов опять был рядом с Клестовым. Они о чем-то горячо говорили, но, видимо, секретарь не журил Григория Федоровича за «чугунку», потому что лицо у того было довольное.
После собрания Сереброва позвали в кабинет Шитова.
Поигрывая шариковой ручкой, сидел за столом Виталий Михайлович. Сбоку устроился розовый от приятного волнения Григорий Федорович. Его позвал на совет первый секретарь обкома партии. Кирилл Евсеевич, заложив руки за спину, прохаживался по ковровой дорожке. Он рассказывал о чем-то веселом, потому что Серебров еще застал смех в глазах Шитова и Маркелова.
— Садитесь, — широко повел рукой Клестов.