После встряски как-то забылось, что должен он позвонить Надежде.
В Бугрянск больше ехать было незачем. Оказалось вдруг, что всех кормов, считая и привозную, в брикетах, солому, остается в колхозе с гулькин нос, и Серебров названивал в соседние районы знакомым специалистам, выспрашивая, нет ли у них на перевертку кормов. В конце концов написал он слезное послание дяде Брониславу Владиславовичу, моля его поискать корма на Ставропольщине.
Совершенно неожиданно, почти прежний, шумный, веселый, нагрянул в Ильинское Маркелов. Кого не чаял увидеть у себя Серебров, так это Григория Федоровича. Маркелов вообще не любил наведываться в «лежащие набоку» хозяйства. А тут еще эти стычки из-за тракторов и отказ Сереброва от шефства. И все же явился Маркелов собственной персоной, в новой дубленке, в белой своей шапке, делавшей его похожим на магараджу. Визит этот вызвал у Сереброва недоумение. Неспроста пожаловал Григорий Федорович. И пожаловал рановато. Через полгодика бы… Встретил бы его тогда Серебров в просторном кабинете новой каменной конторы. А теперь входил богатый, знатный сосед в прокуренную тесную боковушку, в которой трудно уместиться вдвоем.
— Ну, Гарольд Станиславович, не контору — дворец заворачиваешь, а я вот первые десять лет в этаком же закутке высидел, — с порога сказал Григорий Федорович.
— В такой конторе сидеть — себя не уважать, — озадаченно пожимая руку Маркелова, сказал Серебров. — Ведь человек проводит на работе большую и, говорят, лучшую часть жизни. Зачем же лучшее время сидеть в грязи и копоти?
Эта фраза была заготовлена как раз для такого случая.
— Ну, ну, — с недоверием проговорил Маркелов и выдал по поводу новых кабинетов анекдот с прозрачным намеком: в таких, мол, случаях не контору меняют. Серебров усмехнулся: анекдотец был с большой бородой.
Надо было как-то обороняться, и он намеренно перешел на хвастливый тон.
— Контору строим, скважину пробурили, вода теперь в дома пришла, детсад открыли, каток для детишек сделали, — перечислил он и показал в окно на хоккейную коробку, где носилась вспаренная ребятня.
Маркелов взглянул без любопытства и одобрения на каток, опустился на хлипкий, застонавший под ним стул, облазил взглядом желтый щелястый потолок.
— А это чего у тебя? — покосился на громоздившиеся в углу металлические ящики.
— Это для диспетчерской службы, — с деланным пренебрежением сказал Серебров. Диспетчерская служба, которую намеревался он ввести по примеру Чувашова, была его гордостью, но гордость эту выдавать было нельзя.
— Сколько стоит? — ухватил самое уязвимое Маркелов, силясь прочитать на ящиках чужеземные слова.
— Двадцать семь тысяч, — сказал Серебров, небрежно махнув рукой.
— Двадцать семь тысяч! Это чтоб велеть Сереге Докучаеву клок соломы подобрать? — выпучив глаза, изумился Маркелов.
Серебров, делая вид, что не заметил преувеличенного удивления, объяснил:
— Рации на комбайнах поставим, на фермах, в бригадах… Удобно.
Маркелов пожевал губами, покрякал. Серебровская новинка интереса у него не вызвала, считал он ее для нищего колхоза пустой тратой денег. У него надежно работала телефонная станция, и по его приказу Маруся Пахомова из-под земли могла достать кого угодно.
Мелькнул интерес в глазах Григория Федоровича, когда увидел он распяленные в простенке чертежи Дома культуры, совмещенного с кафе, столовой и танцплощадкой.
— Отличный, современнейший проект сельского очага культуры, — похвалился Серебров, пощелкивая пальцами по чертежу.
— Где ты такой отхватил? — вглядываясь в малиновые прожилки кальки, спросил Григорий Федорович.
Проект этот был гордостью Сереброва. Вычитал он о таком чуде в журнале и тотчас же сделал запрос в эстонский проектный институт.
— Ну-у, — не то одобрил, не то подверг сомнению затею строить такой Дом культуры Григорий Федорович. В общем-то Маркелов не без основания считал, что пока поля лысые, как голова у Панти Командирова, и пока коровы дают молока не больше, чем козы, плясать и петь рано, а богатую контору строить зазорно. В «Победе» вон урожай и в прошлое лето был чуть лине вчетверо больше, чем в «Труде», на фермах породистый скот.
Серебров понимал — не дорого стоит его задиристость. Но что ему оставалось делать?
Нет, не за тем, чтобы осматривать ильинские новинки, пожаловал Григорий Федорович. Зачем же? Серебров ломал голову, а Маркелов не говорил о причине своего приезда. Зорко ухватил пока самое уязвимое: лихо транжирит председатель Серебров колхозные средства.