Глава 7: Наглость – второе счастье
Всю дорогу до города я с оптимизмом и верой в доброе и светлое ждала, что вампир вот-вот закипит и загорится под опаляющими лучами солнца, но моим надеждам не суждено было сбыться. Наоборот, он словно видел все мои косые взгляды и, как назло, улыбался все шире – бессовестно так, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках.
Ух, как же меня бесили эти его ямочки! Прямо до розовых ежиков в глазах!
По сравнению со мной Алдис был бледным, как моль, и тощим, как швабра, но двигался уверенно, даже умудряясь излучать некоторую стать, которой я была, по обыкновению, лишена.
Просто смотреть на всех сверху вниз мне никогда не нравилось, хотя того всегда требовала гофмейстерина. Она считала, что мы – аристократы – по праву рождения выше.
На фоне богато одетого вампира я в своем простом платье, естественно, меркла. Но зато мне было несказанно удобно, ведь вместо сапог, в которых ноги потели, у меня имелись ботиночки из тонкой кожи. Я даже немного злорадствовала над тем, что вампир ощутит на себе все прелести установившейся жары.
До города мы так и добрались молча. Я не знала, что сказать, опасливо приглядываясь к графу, да и вообще была занята тем, что крутила мысли по поводу того, с чего начать. Решила начинать с начала, то есть прямо с ближайшего здания.
Улицы города в этот час были на удивление тихими и пустынными: все-таки горожане прониклись моей речью, что несказанно радовало, но любопытные моськи нет-нет да и мелькали в запыленных окнах.
Поморщившись от прекрасного вида разрухи, вампир все же не выдержал молчания первым:
– И зачем мы сюда пришли?
– Выполнять свои прямые обязательства, – ответила я, хоть это и без того было очевидно. – Назвались графом этих земель, так будьте добры, соответствуйте. А если нет – выезд из города в той стороне.
– Вам так и хочется от меня избавиться, – пробурчал он, кажется, не особо довольный моим ответом.
– Не люблю жить с соседями, – пояснила я чистую правду. – Во дворце, когда я была королевской воспитанницей, а затем и младшей фрейлиной, нам приходилось делить одну комнату на четверых.
– И, естественно, для проявления твоей власти этого было мало.
– Для проявления моей власти и одного графства мало, – усмехнулась я, прикидывая все проблемы главной улицы. Взяв чистый лист, я начала делать записи: – Итак, начнем. Улица центральная: дороги нет, тротуаров нет, освещения нет, фасады домов страшные, грязно.
– И ты собираешься все это исправить?
– Безусловно.
В голосе Алдиса было столько скепсиса, что у меня просто других вариантов не было. Мне чувство собственного достоинства не позволило ответить иначе. А ему чувство собственного превосходства никак не давало заткнуться:
– Мне даже любопытно, на чем скончается твой энтузиазм. Думаю, он сдохнет в муках уже в первом доме.
Я осознанно промолчала, но улыбаться не перестала. Уж кто-кто, а я трудностей никогда не боялась. Мама с папой всегда говорили, что проблемам нужно смотреть в лицо и хоть понемногу, по мере своих сил, но решать их, не бросая все на самотек.
Вот я и буду решать.
Но мой энтузиазм, как и всегда, разбился о неприглядную стену реальности.
Время шло слишком быстро, пролетало мимо меня, а я пребывала все в большем ужасе. Впрочем, как и население этого города, но у них хотя бы имелся веский повод трястись от страха. При виде вампира, такого бледненького и местами улыбающегося, они резко вспоминали о том, что самое лучшее положение – горизонтальное, а самая лучшая тактика выживания – притвориться мертвыми.
Правда, им это мало помогало от вездесущей меня. К концу моего явления народу в ужасе они смотрели уже на меня.
Кроме переписи населения и указания того, кто что умеет и как трудоустроен, я вела отдельный список пустых помещений, будь то комната в доме, дом целиком, квартира в двухэтажном строении или бывшая лавка.
Я знала, что делаю: все эти списки мне понадобятся целиком и полностью, ведь во всем должна быть определенная организованность, но мои успехи не отменяли всей глубины моего же отчаяния.
Которое я, естественно, никак не демонстрировала, ибо рядом был вампир. Он только и делал, что тихонько посмеивался надо мной. Не внешне, нет, внешне он был сама холодность и отстраненность, но глаза абсолютно точно бессовестно ржали, пока я предавалась самому настоящему унынию.
И было же над чем унывать!
В некоторых домах и квартирах все оказалось настолько плохо, что моя совесть призывала меня к активным действиям. Кому-то я трещину в стене залатала, кому-то ссохшуюся развалившуюся кровать восстановила, где-то грязь убрала, что являлась последствиями потопа от недобросовестных соседей выше этажом.