— Сын? — в голосе витязя звучали удивление и радость одновременно, но, быстро взяв себя в руки, он завернул голосистое дитя в собственноручно сшитую пелёнку и, отдав его в руки измученной любимой, помог ей освободиться от последа, так что явившемуся на плач младенца целителю не осталось ничего иного, как осмотреть мать и дитя и спросить у молодого отца, не нуждается ли тот в успокаивающем нервы настое. Но тот лишь отмахнулся от подобного предложения и велел служанкам сменить испачканное белье и унести окровавленную воду в тазу.
— Эйомер, — говорить почти не осталось сил, всё внимание безмерно уставшей девушки было сосредоточено на светловолосом, переставшем, наконец, плакать сынишке, но всё же Ремиль помнила, что её подруга возможно ещё переживает те ужасные мучения, которые для неё самой наконец закончились. — Сходи узнай, как там Лотириэль. Может быть, и она уже родила?
========== Глава 12. ==========
Целители, не отходили от Лотириэль и на шаг. Она молчала, несмотря на острую, разрывающую всё внутри боль, хотя ей постоянно твердили, что надо кричать, что это не зазорно…
Сжигало словно огнем, казалось, что она не может двинуться, ничего не слышит и не чувствует… Всё слилось в боль, в ужас, в темноту. Она, княжна, дочь и сестра воинов — слабая девчонка. Не может даже подняться, сделать шаг… И тепло по ногам. Кровь. Лотириэль знала, что это не воды, а кровь, жизнь.
Но каждая минута была годом: лицо бледное до синевы, молчание — ни стона, ни вздоха. Вокруг неё суетились, что-то говорили, но она уже не могла ничего слушать, не могла ответить.
Тэйодред сидел в соседней комнате, всеми силами играя в спокойствие, разговаривая с отцом. Как бы хотелось отбросить приличия и законы, наплевать на выдержку, ворваться туда и быть рядом с Лотириэль. Но вместо этого — ничего не значащий многочасовой разговор, тихая суета в соседней комнате, уверения отца в том, что если тихо — значит, ещё долго ждать, что первые роды и на сутки затягиваются, что раз не кричит — не больно. И он кивал, ждал, терпеливо и спокойно, невозмутимо отодвигал кубок с вином, но вот взгляд и сердце возвращались к закрытой двери.
Расспросив у прислуги где сейчас находятся брат и дядя, Эйомер вошёл в щедро освещённую вечерним солнцем комнату и, заметив их сидящими у раскрытого окна, устало улыбнулся. Минувший день оказался тяжёлым, забравшим почти все силы, как душевные, так и физические, теперь в конце него хотелось не только делиться добрыми вестями, но и получать их самому.
— Ремиль подарила мне сына, — он и сам удивился тому как сел голос, но по другому говорить не получалось. — Я всё думал, что родится девочка, а он такой громкий и маленький, Ремиль говорит что красивый. Но я смотрю, целитель ещё не выходил, как Лотириэль?
Тэйоден вскочил и, шагнув к племяннику, крепко обнял:
— Поздравляю, мальчик мой! Как она? Всё хорошо?
— Да, кажется, всё в порядке, только совсем из сил выбилась, — ответив на его объятия, Эйомер улыбнулся, припомнив забавное капризное выражение лица новорожденного сына, а затем обернулся к брату. — Ну так что, ты уже отец?
— Поздравляю с сыном, братишка, — Тэйодред мягко улыбнулся. — Нет ещё, ты спор выиграл. Жду. И чувствую, что надо бы быть там. Прости, я пойду…
— Тэйодред, да ведь Лотириэль даже не крикнула… — Конунг попытался удержать сына, но тот, всё с той же полуулыбкой, вывернулся и проскользнул в дверь. — Вот что с ним делать…
— Пусть проведает жену, дядя, так ему будет спокойнее, — кивнув Тэйодену, Сенешаль тоже направился к дверям. — Я, пожалуй, вернусь к Ремиль, ей наверняка нужна моя помощь.
Нагнав брата уже в коридоре у дверей спальни, Эйомер положил ладонь на его плечо:
— Удачи. Скоро уже станешь отцом, времени достаточно прошло.
— Спасибо, братишка, — на лице воина нельзя было заметить и тени волнения, даже когда он вошёл в спальню и увидел, сколько крови и в каком состоянии Лотириэль.
— Я жду! — голос прозвучал командным раскатом и все вздрогнули: рассерженным сына конунга видели редко и тем страшнее был его гнев.
— Господин мой, ребенок идёт неправильно, мы ничего не можем сделать, — пискнула одна из повитух. — Тут решать, кого спасти — жену или ребёнка.
Он прошел через пламя войны, вынес боль почти смертельных ран, но такого ещё не чувствовал. Выбор между двумя любимыми. Между любовью к жене, к его маленькой Лотириэль и любовью к их общей искорке — ребёнку.
— Все вон отсюда! — он шагнул к роженице и склонился над ней, вглядываясь в белое лицо. — Любимая, милая, счастье моё… Посмотри на меня!
Она вырвалась из пелены усталости, чувствуя его руки и чуть приоткрыла глаза, мягко улыбнувшись.
— Лотириэль, держись, — почему сейчас казалось, что рядом стоят друзья? Почему он слышит голос Эленион? «Это верно, Тэйодред. Никогда не жалей, что сделал, жалей, что мог сделать, но не попытался. И ты сможешь всё. Пробуй.» Сейчас он понял всё. И что не любил тогда, восхищаясь как звездой, и что любит Лотириэль, что сделает всё и даже больше.
Сильные руки коснулись живота, бережно поворачивая плод, насколько было возможно. Лотириэль вздрогнула от боли, но тут же задышала чуть легче. Достав из подсумка настойку водяного перца, которую всегда носили с собой все его воины — она останавливала кровь — он влил немного в полуоткрытый ротик. Разведя ноги жене и действуя очень осторожно, воин ловкими пальцами проник внутрь, заканчивая разворачивать малыша и чуть придерживая зловещую петлю пуповины, грозящую затянуться на крохотной шейке.
— Лотириэль, любовь моя, собери все силы, милая. Действуй!
И она послушалась. Рывок за рывком, минута за минутой — и, закусывая губы, изгибаясь в последнем усилии, она вытолкнула ребёнка. Тэйодред моментально сдвинул пуповину, убрал из крохотного ротика слизь и резко вдохнул туда воздух. Ответом ему был даже не плач — нежное недовольное мяуканье крохи. Схватив ту самую расшитую пеленку, он завернул дитя, положив на грудь матери, закончил с остальным и огляделся. В комнате не было никого, только он, жена и их кроха.
— Мы справились? — Лотириэль нежно прикоснулась к головке с темным пушком волос.
— Да, милая, да, — Тэйодред привел ее в порядок, уложил в кровать и сам сел рядом, держа на руках долгожданный свёрток.