Саша чертыхнулся сквозь зубы и полез из кровати, довольно бесцеремонно расталкивая непрошеных помощников.
Девушка, не обращая внимания на исчезновение Саши, уже плыла в других объятиях.
Подхватив свою одежду, Саша, как был в трусах, стал на ощупь искать выход. Световые сполохи не давали разглядеть эту проклятую дверь. Наконец Саша ее нашел, но, очевидно, это была не та дверь, через которую он сюда попал.
Саша очутился на кухне. Там никого не было. На столе стояли открытая бутылка «Абсолюта» и три бокала. Саша налил себе полбокала и выпил водку как воду. Вместо закуски он быстро достал из кармана брюк сигарету и глубоко затянулся.
Оглядевшись кругом и успокоившись, он включил небольшой телевизор, стоявший на буфетной стойке, переключил наугад несколько каналов и вдруг попал на трансляцию какого-то футбольного матча.
Саша взял пепельницу и сел перед телевизором, намереваясь досмотреть матч до конца, чтобы как-то убить время до того момента, когда прилично будет выйти к Лене, не вызывая лишних вопросов.
На мокром поле шла упорная мужская жесткая игра... двух женских команд. Трибуны пестрели клубными стягами и ходили волнами.
Один из игроков – высокая белокурая девушка – классным дриблингом обошла нескольких игроков и метров с семи вколотила мяч мимо опешившей вратарши.
Трибуны всколыхнулись.
Девушка выбежала за кромку поля и международным жестом «Я их трахнула» показала публике, как она это сделала.
На нее налетели подруги и, страстно обнимая и целуя, свалили на землю. Она стояла на коленях на дорожке стадиона и продолжала показывать рукой, как она их трахнула.
– Что делает! – не удержался от оценки Саша.
С этими словами он обернулся налить себе еще водки и застыл – сзади стояли и смотрели футбол голые мужики, очевидно, сбежавшие из спальни. Из дверей выползал еще один любовник-сачок.
Мужик тихо затворил за собой дверь, но та внезапно распахнулась.
В проеме стояла разъяренная обнаженная Блондинка.
– В чем дело, ребята? – сердито спросила она и вернулась в комнату.
Мужики с сожалением стали гасить сигареты и уныло потянулись в спальню.
Когда последний из них скрылся за дверью, Саша стал надевать брюки.
Жертва основного инстинкта
Так в напрасных матримониальных хлопотах прошло полторы недели. Саша каждый день, как на работу, ходил на свидания. За это время он познакомился с двумя десятками женщин и одним лицом, пол которого он определить затруднился.
Свидания (наверное, по вине Саши) проходили без малейшего налета романтики, весьма прозаически. Он расспрашивал новых знакомых о жизни, рассказывал о себе скучную правду, и они расставались вроде бы по-дружески, но обещание позвонить еще раз не выполнялось ни разу. От этого Саша постепенно терял уверенность, и в его поведении на встречах появились заискивающие нотки. Он с досадой это чувствовал, но поделать ничего не мог и гробил одно свидание за другим. Список, который вначале напоминал запись очередников на улучшение жилищных условий, постепенно таял и наконец стал коротким, как перечень кандидатур на замещение выборной должности папы римского.
Саша стал впадать в панику и на каждое свидание шел, как в последний бой: в чистом исподнем и с ладанкой на груди, где лежала молитва оптинских старцев. Женщины чувствовали его истерический настрой, пугались, принимая за маньяка, и исчезали, даже не выпив оплаченного Сашей кофе. Леня почувствовал апокалиптические настроения друга и поэтому перестал говорить с ним о сексе, женщинах и ограничился в общении пересказом содержания выпусков телеканала «Евроньюс», из чего Саша сделал вывод, что даже Леня не верит в успех их предприятия.
Терять было попросту уже нечего, и на последнюю встречу Саша пошел, наплевав на все свои благоприобретенные фобии. Он был в меру развязен, пошл – и дело, кажется, шло на лад. Лед тронулся, глаза девушки загорелись неподдельным интересом, она явно поощряла Сашу, но в это время раздался мелодичный перезвон его мобильника.
Звонила мама. Выслушав сокрушительные новости из дома, Саша более не был в силах ни шутить, ни улыбаться.
– Сынок, мы все знаем, – торжественно сказала мама.
– Что вы знаете, мам? – спросил Саша невинным голосом.
– Что ты попал на бабки, – сказала мама.
– Кто вам это сказал? – поинтересовался Саша, прекрасно зная ответ. И он его услышал.
– Тут приходил твой друг, Фаренгейт, он очень переживает за тебя и готов помочь. Он спрашивал, где ты. Но мы ему не могли ничего сказать, мы же сами не знаем, где ты. Я ездила вместе с ним на твою квартиру, но тебя там давно не было. Сынок, где ты скрываешься?
– Нигде я не скрываюсь, с чего ты взяла? Я просто выехал за город, живу тут на даче.
– Василий говорит, что мог бы продать твою квартиру и заплатить твой долг, – сказала мама.
– Кто еще такой этот Василий? – спросил Саша.
– Фаренгейт, ты разве не знаешь, что его зовут Василием? – удивилась мама.
– Слушай, мам, держитесь от него подальше, это мой самый злейший враг. Ему-то я и должен эти деньги, а он за них и человека убить может, – объяснил Саша и тут же пожалел об этом.
– Знаю, – просто произнесла мама. – Сынок, я не знаю, где ты, но не приезжай. Я боюсь за тебя.
В трубке что-то звякнуло, Саша услышал голос отца:
– Саш, извини, маме плохо, я должен вызвать «скорую». Береги себя. – И отец положил трубку.
Саша долго сидел молча, не умея справиться с разбегающимися мыслями. Все эти натужные знакомства показались ему идиотской выдумкой. В то время как его самым близким людям угрожает реальная опасность, он отсиживается в спокойной Европе, пьет пиво и говорит барышням скабрезности, склоняя их к сожительству. Сашу замутило от нахлынувшего омерзения к самому себе.
Девушка, видя его муки, вызванные телефонным разговором, сочувственно положила руку на его сжатые кулаки и, извиняюще улыбнувшись, ушла.
С тяжелым сердцем Саша подошел к двухэтажному коттеджу и, сверившись с запиской, где был отчеркнут очередной адрес, позвонил. Дверь ему тут же открыли, и он вошел в дом, где его тут же, весело галдя, окружили пятеро негритят. Из комнаты вышла высокая стройная негритянка, приобретшая с материнством особое женственное обаяние, и улыбнулась Саше. Саша растерялся и, торопливо вручив букет, стал тыкать пальцем в записку с адресом. Женщина прочла записку, засмеялась и показала ее огромному гороподобному негру, одетому, несмотря на жару, в кабинетный шелковый смокинг. Тот тоже внимательно прочел записку и терпеливо объяснил непонятливому белому, что они живут на набережной Роз, написано «улица Роз», неужели это так трудно уяснить. Извинившись, Саша повернулся и вышел на улицу.
Он не видел, как несколько секунд спустя из дома выскочил негр и яростно затолкал букет в уличную урну. Затем из дома вышла молодая красивая негритянка и высыпали ее дети. Негр повернулся к жене и стал что-то возмущенно говорить ей на непонятном языке, яростно показывая рукой в сторону, куда ушел Саша. Негритянка в ответ только усмехнулась, забрала детей и ушла в дом. Чуть поостыв, ушел и муж.
Некоторое время спустя Саша вернулся к дому, но, увидев свой букет в урне, передумал заходить внутрь. Он еще раз сверил адрес на бумажке с планом города и отправился искать счастье на улицу Роз.
В просторном помещении не было ничего лишнего, что могло бы отвлечь от секса, – огромная кровать под кроваво-красным шелковым покрывалом, унитаз и биде. Пол был покрыт тускло мерцающим матовым металлом с выступающими рядами клепок. Рядом с кроватью возвышалась тумбочка бара-холодильника.