– Конечно, бывают, – согласился Саша, – но тогда это дело обречено на провал. Без вариантов. Возьми, например, того же Горбачева. Предложил вначале народу прекрасный повод – всем выпить в двухтысячном году на новоселье, а потом сам же все сухим законом и изгадил. Отнял у народа мечту, а тот ему и отомстил полным равнодушием во время разборки в девяносто первом. В страшное время живем... Раньше, например, какой-нибудь царь накуролесит, а расплата через века еле-еле его потомков достает. А сейчас не успел оскорбить народ нехваткой выпивки – и пожалуйста: заходят в кабинет, выпивают и ссут в красный угол.
– Большевики, – с отвращением сказал Леня. – Им всегда кажется, что цель оправдывает средства. А цель только тогда и цель, если это повод для выпивки, за это люди даже и на смерть пойдут, зная, что кто-то пусть не сейчас, а в будущем все-таки нажрется до усеру, пожиная плоды их нечеловеческих трудов. Только за это люди могут простить ошибки и даже преступления власти, ведущей их хрен знает куда, но где маячит выпивка.
– Не-а, – помотал головой Саша, – ни в жизнь не простят.
– Простят, – не унимался Леня.
– Спорим, не простят, – протянул руку Саша.
– На что? – азартно спросил Леня.
– Само собой, на бутылку, – сказал Саша.
– А как мы узнаем, кто проиграл? – поинтересовался Леня.
– Кто купит бутылку, тот и проиграл, – объявил Саша правила.
– Ну, тогда я проиграл, – с безнадежностью в голосе сказал Леня.
– Нет, я! – категорически возразил Саша. – Где здесь поблизости магазин?
– Я сейчас скажу ужасную вещь, но ты, пожалуйста, постарайся понять меня правильно. Да, каждый из нас имеет право и готов оказаться в проигрыше, но давай соберемся с духом и временно отложим реализацию этого права.
– Депонируем, – уточнил Саша.
– Да, до того момента, когда судьба однозначно даст нам знак, кто из нас действительно проиграл, – торжественно произнес Леня.
– Надо же так запутать простое в общем-то дело! – со смехом закончил спор Саша, убирая со стола тарелки и чашки и складывая их в мойку.
Пока Саша мыл посуду, Леня поставил на проигрыватель пластинку, привезенную ими из Москвы, и пошел в душ.
Услышав мелодию, Саша застыл как завороженный: какие-то неясные образы, рождающие в душе теплое щемящее чувство счастья, возникали в его воображении. Он не знал, где слышал эту песню, но она показалась ему родной, словно привет из детства.
– Лень! – крикнул он, чтобы перекричать душ.
– Что? – выглянул Леня из ванной.
– Что это за вещь? – махнул Саша в сторону проигрывателя.
Некоторое время Леня молчал. С его тела ручьями стекала вода, и скоро у ног собралась большая лужа. Саша встревожился, потому что не понимал, почему друг молчит, а на его лице написан ужас.
– Е...т... м... ты что, совсем них... не помнишь? Это же, б...е...т...м... Питер, Поль и Мэри. «Я выхожу замуж в следующий понедельник», песня так называется! Ты вчера всех затрахал этой пластинкой, никого к проигрывателю не подпускал. Тебе ее Валентин и подарил, потому что ты без нее уезжать не хотел.
– Что ему, жалко, что ли, у него вон сколько этих пластинок, полный буфет, – попробовал оправдаться Саша. – Ты бы спросил его, откуда у него их столько?
– Я и спросил, – ответил Леня, достав из-за двери швабру и вытирая под собой воду. – Он фарцевал раньше пластинками, а потом подсел на них.
– Как подсел? – удивился Саша.
– Ну, как на наркотики подсаживаются. Стал разбираться в музыкальных течениях, полюбил кантри, соул, фолк, короче, отравился. Все, что раньше фарцой зарабатывал, стал на пласты тратить – и вот тут-то и возненавидел фарцовщиков всей душой. А ничего другого не умеет, вот теперь только трахается и пьет. Я ему пластинок по пьяни обещал прислать, а теперь жалею. Какая здесь в Европе к хренам музыка – цыганские кантри, австрийский рок, чешский рэп. – Леня махнул рукой и скрылся в ванной.
Шопинг
Леня священнодействовал в ванной. Сначала он почистил зубы специальной английской пастой, которая, согласно рекламе, не только придает зубам белизну, но и снимает похмельный синдром, улучшает сон, пищеварение, воздействует на карму, увеличивает, нет, гармонизирует потенцию, а поэтому улучшает настроение, делает человека модеративным, толерантным, амбивалентным и позитивно-корпоративным. Затем он снял излишнюю модеративность и амбивалентность специальным мужским гелем, восстановив утраченный во время пребывания в России РН внешнего кожного покрова мазью «Дядюшка Хо», которую применяли в джунглях Вьетнама американские «морские котики», вынужденные несколько ночей кряду спать в сточных канавах, ожидая сигнала к атаке. Побрился старенькой, но надежной механической бритвой, купленной еще женой – горький вздох – на рождественской благотворительной распродаже в помощь детям пожарных, которые погибли при тушении чудовищного взрыва на фабрике праздничных салютов, закапал в глаза дексаметазон, надел халат и вышел из душной ванной. Жидкость кипела и дымилась в уголках глаз, восстанавливая эластичность и прозрачность роговицы, сужая какие надо кровеносные сосуды и взбалтывая колбочки цветового анализатора глазного яблока после глубокой алкогольной интоксикации, испытанной Лениным организмом в России за одни сутки, интоксикации, которая свела бы в могилу среднего взрослого европейца в считанные минуты без всякой надежды на спасение.
Пока не закончилось усвоение живительной жидкости, мир виделся Лене подернутым цветным туманом, словно пейзажи на полотнах Писарро. И в центре этого прекрасного мира дергалась огромная цветная амеба – Саша.
– Ты готов? – спросил расплывчатую тень Леня.
– Да, – гордо и торжественно ответила она.
Зрение постепенно возвращалось, и Леня наконец увидел Сашу во всем совковом блеске.
На Саше было надето все самое модно в Москве на тот момент. На нем была китайская кожаная куртка с ярко-зелеными и карминно-красными вставками, стилизованными под эполеты, шелковая черная рубаха с белыми карманами и воротником, галстук «пожар в джунглях», таиландские слаксы цвета «брызги бургундского», туфли с медными носками и очки с поднимающимися стеклами-фильтрами.
– Ку-ку! – весело сказал Саша, приподняв и опустив стекла очков при помощи специального шнура дистанционного управления.
– Ку-ку, – озадаченно повторил Леня.
– Что, совсем ку-ку? – испугался Саша.
Леня замялся, боясь обидеть друга, ставшего похожим на депутата венгерского парламента от цыганской общины Ньёредьхаза, но мягким жестом показал, что это далеко не та одежда, которая нужна Саше.
– Мода – это карнавал, – объяснял Леня Саше, когда онишлипо неширокой улице, полной небольших магазинчиков мужской, женской, детской и спортивной одежды.
На Саше были хозяйские линялые джинсы и рубаха, имевшая модный мятый и застиранный вид, хотя она на самом деле была и мятая, и застиранная.
– Карнавал, только наоборот, – уточнил Леня. – На карнавале все одеваются по-разному, чтобы хотя бы одеждой отличиться друг от друга, потому что телевидение и реклама никому не оставляют ни малейшего шанса на индивидуальность. А тем, кому удается уцелеть и сохранить какие-то ошметки личности, приходит на помощь мода, которая делает этого бедолагу похожим на остальных. И тем спасает, как ни прискорбно, от одиночества. Забудь на время про свое Я, стань почти что хамелеоном – и тогда успех тебе обеспечен.
– Да я согласен, что ты меня убеждаешь! Не так уж у меня много этого личностного начала. И будь спокоен: если оно встанет у меня на пути к счастью, раздавлю, как Ельцин политическую оппозицию. В кого мне надо перевоплотиться? – показал Саша на прохожих, которые шарахнулись в сторону, будто решили, что он бросает гранату.
– Зайдем туда, – дернул Леня за рукав Сашу и потащил к двери, которую тот уже было прошел.