Но он может развеять ее страх тремя простыми словами.
— Элизабет, я…
— Я лгала тебе.
Конечно, не эти слова он надеялся или ожидал от нее услышать.
— Что ты сказала?
Вместо ответа она отвела его руки и подняла с пола рубашку. Надев ее, она стянула ее на груди и затем протянула ему его шелковый халат. Он набросил халат и завязал пояс, глядя, как она постепенно отодвигается от него. Лишь оказавшись на значительном расстоянии, она заговорила:
— Я солгала тебе, когда сказала, почему я оказалась здесь, в Англии.
— В самом деле? Разве ты не приехала навестить свою тетку?
— Нет. Я приехала, чтобы жить у нее.
— Дорогая, ну какая же это ложь? — Он потянулся к ней, но она покачала головой и отклонилась назад.
— Ты не понимаешь. Я вынуждена была приехать сюда. Я не хотела, но мне больше некуда было ехать.
— Что ты хочешь этим сказать?
Она глубоко вздохнула:
— После смерти отца мне было невыносимо оставаться одной в нашем доме. Незамужняя дама, живущая одна, — это почти неприлично. И по правде говоря, мне было страшно одиноко. Дальние родственники отца, Лонгрены, жили в том же городе, что и мы, и они предложили мне переехать к ним. Это казалось прекрасным решением, потому что я их очень любила, а их дочь Альберта была моей лучшей подругой. Я продала свой дом и поселилась у них.
Он вспомнил фамилию Лонгрен: именно ее упоминал Майлс, когда рассказывал, что ему удалось узнать об Элизабет.
— Продолжай.
— Мне нравилось быть членом этой семьи, и младшие дети (все трое — плутишки) были очаровательны. Почти два года все шло прекрасно. — Глядя на ковер, она ломала пальцы. — Потом Альберта встретила Дэвида.
Остин пристально смотрел на нее, заставляя себя молчать, чтобы дать ей возможность рассказать свою историю.
— Дэвид приехал из Бостона, где работал на конном заводе. Он прекрасно разбирался в лошадях и был талантливым ветеринаром, и мистер Лонгрен сразу же нанял его. Дэвид был очень привлекательным молодым человеком, и все дамы в него влюблялись.
Остин сжал кулаки:
— Включая тебя?
— Должна признаться, когда я впервые его увидела, то подумала, что он красив и обаятелен. — Элизабет замолчала, а затем тихо добавила:
— Но потом я дотронулась до него.
— И что ты увидела?
— Ложь. Обман. Ничего определенного, но я поняла, что он не таков, каким кажется. Я заставила себя не думать об этом. В конце концов, пока он хорошо работал на мистера Лонгрена, мне дела не было до его прошлого. Я убедила себя в том, что он хочет начать новую жизнь и заслуживает, чтобы ему дали такой шанс. Но спустя несколько недель Альберта сказала мне, что влюблена. В Дэвида.
Элизабет заходила по комнате;
— Я очень обеспокоилась. Осторожно сказала ей, что она недостаточно хорошо его знает, но она не хотела меня слушать. Никто в городе — и Альберта тоже — не знал о моих видениях. Это проявлялось нечасто, и, как ты знаешь, в них трудно поверить или признать, что они существуют. Поэтому я не решалась рассказать ей, особенно когда то, что я чувствовала, было так неопределенно. И конечно же, я не хотела бы разрушить счастье Альберты, в случае если я ошибалась. Мне было необходимо узнать о нем побольше, выяснить, действительно ли он был бесчестным человеком. Мне надо было дотронуться до него или до чего-либо, принадлежавшего ему. — Элизабет перевела дух и взволнованным голосом продолжала:
— На следующий день я отправилась на конюшню и поговорила с Дэвидом. Я трогала его инструменты, а затем мне удалось подержать его руку под тем предлогом, что я хочу осмотреть порез на его пальце. И мои подозрения подтвердились.
— Что же он сделал?
— Точно не знаю, но он с позором уехал из Бостона. Я поняла, что он лжец и обманщик. Я знала, что он нуждался в деньгах, а Лонгрены были достаточно богаты. Но хуже всего — я знала, что он разобьет Альберте сердце. Я молилась, чтобы ее чувства к нему изменились, но спустя две недели они с Дэвидом объявили, что собираются пожениться. Через месяц. — Элизабет перешла на шепот:
— Я не знала, что делать. Она была так в него влюблена, я не могла убедить ее, что она делает страшную ошибку. Я снова старалась осторожно ее предупредить, но напрасно. Наконец, накануне свадьбы, я рассказала ей — нет, не о своих видениях, но о том, что у меня есть причины думать, что Дэвид — бесчестный человек и не подходит ей. Что он принесет ей одни лишь страдания.
Боль, звучавшая в ее голосе, тронула Остина.
— И что она сказала?
Элизабет грустно усмехнулась:
— Она наотрез отказалась слушать. Затем обвинила меня в том, что я ревную, что хочу сама заполучить Дэвида. Он рассказал ей, как я приходила к нему на конюшню, и, очевидно, убедил ее, что я приходила туда в надежде его покорить. Я не могла поверить, что Альберта так обо мне подумала, но именно так оно и было.
— Ты говорила ей о своих видениях?
— Я пыталась, но она больше ничего не хотела слушать. Она так на меня разозлилась за то, что я «пытаюсь разрушить ее счастье и хочу отнять у нее мужчину, которого она любит», что заявила о своем нежелании видеть меня на свадьбе. И сказала, что не хочет меня видеть никогда больше. — Элизабет остановилась перед Остином и смотрела на него полными слез глазами, от вида которых у него все внутри буквально переворачивалось. — Она велела мне собрать вещи и уехать из их дома.
— Элизабет…
Он хотел подойти к ней, но она снова отодвинулась.
— Может быть, если бы я сразу рассказала ей о видениях, она бы поверила мне. Не знаю. Но после этого я поклялась, что никогда больше не промолчу, если от моих видений будет зависеть чье-либо счастье. — Она беспомощно развела руками, словно потерпев поражение. — Больше у меня не было видений — до того вечера, когда я встретила тебя. Вот почему я рассказала тебе, что видела Уильяма. — Она на мгновение закрыла глаза, а затем продолжила:
— Мистер и миссис Лонгрен были удивлены моим отъездом, но они любили Альберту, а она оставалась непреклонной. Я знала, что в глубине души она сожалеет о моем отъезде. Она любила меня, но Дэвида любила сильнее. Я собрала вещи и в тот же день уехала. Я оставила у них Пэтча: он был слишком стар для путешествия, а младшие дети любили его не меньше, чем я.
Ее голос дрогнул. Остин представил, как она — в полном отчаянии, совершенно одна — покидает дом Лонгренов. Проклятие! У него сердце разрывалось от жалости к ней.
— Что же ты сделала?
— Я отправилась в город и забрала из банка свои сбережения. Я не знала, что делать, мне только хотелось уехать как можно дальше. Я сумела добраться до побережья. Там я купила билет на «Звездного охотника» и наняла попутчицу-компаньонку. Я послала письмо тете Джоанне, сообщая о своем приезде. Мне повезло, и я всю жизнь буду благодарна ей за то, что она согласилась меня приютить.
— Ты знаешь, что произошло потом с Альбертой и Дэвидом?
— Нет. Я каждый день молюсь о ее счастье, но знаю, что это дело времени и сердце Альберты будет разбито.
Остин не знал, что ей сказать, как успокоить, но понимал, что обязан попытаться сделать это. Страдание в ее глазах убивало его.
— Мне жаль, что тебя так обидели, дорогая, — сказал он. — Но как ни грустна была твоя разлука с домом, она соединила нас.
Он протянул руку. Она безучастно взглянула на нее, затем подняла глаза. Выражение ее лица по-настоящему его испугало: оно было безжизненным, исчезли живость и энергия, оставив лишь невыразимую муку и чувство вины.
— Это не все, Остин. У меня было еще видение. Сегодня ночью.
Он медленно опустил руку.
— Что ты видела?
— Я видела умирающего.
Ее боль была настолько ощутимой, что он почти видел, как она волнами исходит от Элизабет.
— Кого?
— Это было наше дитя, Остин.
Он почувствовал, как кровь отхлынула у него от лица.
— Наше дитя? Откуда ты знаешь?
— Маленькая девочка. Она была очень похожа на тебя: черные локоны и прекрасные серые глаза. — Она подошла к нему и, схватив его руку, впилась в нее пальцами. — Ты понимаешь, о чем я говорю? Я видела будущее. У нас был ребенок. Ей было около двух лет. И она умерла.